Выбрать главу

На Ионических островах с 1357 г. установилось господство неаполитанского рода Токко. Основатель династии Леонардо I, «палатинский граф Кефалонии, Итаки и Занты», в 1362 г. стал сеньором Левкадии и Водицы. А один из его преемников, Карло I, овладев Яниной, получил в 1415 г. титул деспота от византийского императора Мануила II Палеолога. Захватив в следующем году Арту, он воссоздал под латинским владычеством Эпирское государство. Впрочем, судьба последнего не была долговечной: в 1430 и 1449 гг. обе его столицы были завоеваны османами. Токко же признали суверенитет Венеции, к которой в 1482 г. отошли их последние владения — Ионические острова. Такой в общих чертах была политическая картина Латинской Романии.

Латинские завоевания, и прежде всего взятие Константинополя, привели к перемещению колоссальных материальных и культурных ценностей. Участник похода рыцарь Робер де Клари полагал, что «и в 40 самых богатых городах мира едва ли нашлось бы столько добра, сколько было найдено в Константинополе» крестоносцами[25]. Того же мнения придерживался и один из вождей похода, маршал Шампани и хронист Жоффруа де Виллардуэн: в Константинополе была взята самая крупная добыча со времен сотворения мира. Лишь официальному распределению между франками и венецианцами подлежала невероятная сумма — 900 тыс. марок серебра (ок. 215 т) и 10 тыс. сбруй[26]. Но это лишь часть того, что досталось победителям после грабежей и расхищений, остановить которые было невозможно[27]. Католическое духовенство присваивало многочисленные реликвии, которые ценились ничуть не меньше драгоценных металлов и так же, как они, служили объектом торговли. Подчас между победителями разыгрывались целые баталии за наиболее ценные греческие святыни. Так, например, в 1206 г. венецианский подеста Константинополя, ворвавшись с отрядом воинов в храм Св. Софии, силой отнял у клириков переданную императором Генрихом I латинскому патриарху Томмазо Морозини почитаемую икону Одигитрии, по преданию писанную евангелистом Лукой, оклад которой был усыпан драгоценными камнями. Икона эта затем, вплоть до 1261 г., хранилась в принадлежавшей венецианцам церкви Пантократора в Константинополе, несмотря на анафему, торжественно произнесенную патриархом и подтвержденную в 1207 г. папой Иннокентием III[28].

Сокровищницы стран Западной Европы, особенно Венеции, также интенсивно пополнялись большими и малыми памятниками древнего и византийского искусства[29]. Никита Хониат нарисовал впечатляющую картину разграблений и нередко уничтожений произведений искусства и привел длинный список погибших памятников, в числе которых были расплавленные на металл знаменитые античные статуи[30]. Судьба Константинополя повторялась затем, хотя и в неизмеримо меньших масштабах, при захвате Фив, Афин и других балканских городов. В Афинах, в частности, была разорена митрополия, находившаяся в Парфеноне, и опустошена библиотека, которую годами собирал брат Никиты Хониата митрополит Афинский Михаил. В одном из писем Михаил жалуется епископу Эврипскому Феодору: «Тебе известно, что я привез с собой немало книг из Константинополя в Афины, да и там еще приобретал новые. И не представлял я никогда, для кого собираю эти сокровища. Да и могло ли мне, несчастному, на ум прийти, что я делаю это не для своих соплеменников, а для италийских варваров: ведь они не в состоянии ни читать в подлиннике эти творения, ни разуметь их с помощью перевода. Скорее ослы постигнут гармонию музы и скорее навозные жуки станут наслаждаться благовонием мирт, чем латиняне проникнутся очарованием красноречия»[31]. Такое суждение было характерно для образованного грека в эпоху завоевания.

Завоевание, осознанное как глубокое социальное и культурное несчастье, сразу же вызвало «исход» из многих захваченных городов. Из Константинополя в первую очередь уходили люди состоятельные, принадлежащие к высшей административной и церковной верхушке империи. Жители окрестных деревень встречали их с презрением и ненавистью, видя унижение гордой константинопольской знати, повинной, по их мнению, в бедствиях, постигших империю[32]. Постепенно город стали покидать и другие категории населения, чему способствовала религиозная и экономическая политика завоевателей. Вынужденная эмиграция укрепляла очаги сопротивления латинянам и была опасна для их господства. Дело в том, что после взятия Константинополя количество крестоносцев едва ли значительно превышало 50 тыс. человек, среди которых было лишь несколько тысяч рыцарей[33]. В Адрианопольской битве 14 апреля 1205 г., когда войска Латинской империи были разгромлены болгарами, крестоносцы потеряли, по оценке Виллардуэна, 7 тыс. человек[34]. И императору Балдуину I (взятому в плен и погибшему там) и тем более его преемнику Генриху I было ясно, что рассчитывать на захват всех византийских земель с такими силами не приходится. А надежды на приток с Запада и из латинской Сирии воинов, клириков и колонистов не оправдывались. Напротив, нередко, а особенно при осознании опасности захвата Константинополя, рыцари покидали город, реже — феоды в Греции, и возвращались на Запад. Так, например, по подсчетам Д. Якоби, в Морее около 1205 г. насчитывалось всего около 450, а к 1338 г. — 1000 рыцарей. В Афинах в конце XIV в. было лишь несколько сотен «франков»[35]. Немногими переселенцами приехавшими в завоеванные «франками» земли были выходцы из гибнувших латинских государств в Сирии, из Бургундии, Шампани, Фландрии, Ломбардии, Монферрата, немногие — из Флоренции и Пизы, после 1302 г. — каталанцы, а также гасконские и наваррские наемники. Ожидавшегося массового притока воинов с Запада не произошло[36].

вернуться

25

De Clary R. La Conquête de Constantinople. Paris, 1924. P. 80–81; Робер де Клари. Завоевание Константинополя / Пер., ст. и комм. М. А. Заборова. М., 1986, С. 58.

вернуться

26

Villehardouin G., de. La Conquête de Constantinople. P., 1939. T. 2. § 250, 254–255.

вернуться

27

Ferrard Ch. G. The Amount of Constantinopolitan Booty in 1204 // SV. 1971. T. 13. P. 95–104.

вернуться

28

Wolff R. L. Footnote to an incident of the Latin occupation of Constantinople U Traditio. 1948. T. 6. P. 319–328.

вернуться

29

Riant P., de. Exuviae Sacrae Constantinopolitanae. Genevae, 1877. T. 1; Pertusi A. Exuviae Sacrae Constantinopolitanae. A proposito degli oggetti bizantini esistenti oggi nel Tesoro di San Marco // SV, n. s. 1978. T. 2. P. 251–255.

вернуться

30

Nicetae Choniatae Historia / rec. I. A. van Dieten. Berlin; NY, 1975. P. 647–655.

вернуться

31

Μιχαήλ'Ακομινάτου του Χωνιάτου Τα σωζόμενα / ed. Sp. Lampros. Athenai, 1879. T. II. P. 295.

вернуться

32

Nie. Chon. Historia, P. 587–591, 593–594, 644–645.

вернуться

33

Carile A. Movimenti di popolazione e colonizzazione occidentale in Romania nel XIII secolo alla luce della composizione dell' esercito crociato nel 1204 // BF. 1979. Bd. 7. P. 5–22: Hendrickx B. A propos du nombre des troupes de la IV-ème Croisade et de l'empereur Baudouin I // Byzantina. 1971. T. 3.

вернуться

34

Villehardouin G., de. La Conquête… § 376.

вернуться

35

Jacoby D. Recherches sur la Méditerranée orientale du XIIe–au XVe siècle. London, 1979.N I P. 20–21.

вернуться

36

Lock P. The Franks… P. 10–12; Balard M. L'emigrazione monferrino-piemontese in Oriente (secc. XII–XV) // Atti del Congr. Int. «Dai feudi monferrini е del Piemonte ai nuovi mondi oltre gli Oceani». Alessandria, 1993. T. 1. P. 249–261; idem. Génois et Pisans en Orient (fin du ХІІІе — début du ХІVе siècle) // Genova, Pisa e il Mediterraneo tra Due — e Trecento. Genova, 1984. P. 179–209; Balletto L. Piemontesi del Quattrocento nel Vicino Oriente // Rivista di storia, arte e archeologia per le provincie di Alessandria e Asti. Annata XCIX, 1990. P. 21–108.