— От Эспады этого можно было ожидать, но ты, Макс! Я доверил под твоё командование людей, рассчитывая на серьёзность и верность делу, а вместо этого они видят своего командира в непотребном виде.
Я стоял, сгорая от стыда, и чувствовал сильнейшее желание прибить Эспаду за тот предложенный им косяк. А потом убиться об стену самому за то, что взял. Кто же знал, что его проклятое зелье заставит меня потерять голову и опозориться перед кланом.
Эспада, очевидно, тоже испытывал угрызения совести по этому поводу, так как рискнул высказаться.
— Comandante…[7] — начал было он, но под взглядом Лукаша быстро увял и, приняв свой самый лучший пристыженный вид, начал ковырять носком ботинка половицу.
Лукаш сел за свой стол, извлёк из его недр бутылку коньяку и сделал несколько глотков, не утруждая себя поисками стакана. Я завистливо вздохнул, рядом громко сглотнул Эспада.
— Сейчас ты, Макс, — сказал Лукаш, — спустишься вниз и подойдёшь к Скряге. Он нагрузит тебя общественно-полезными работами, чтобы не было времени на разнузданный образ жизни. Эспада может быть свободен. Абсолютно.
— Как это? — с обидой спросил я.
— А вот так. Пусть собирает вещички, если таковые имеются, и катится отсюда навсегда. Желательно на Росток. Будет крайне полезно, если Эспада продолжит свою подрывную деятельность у Воронина. Есть и другой вариант, — сказал Лукаш, увидев, что мы собираемся спорить. — Я пристрелю вас обоих прямо сейчас.
Порывистый Эспада пулей выскочил за дверь. Я стоял пару мгновений, глядя, как Лукаш глотает коньяк, потом тоже вышел. Бронированные охранники в коридоре окинули меня сочувствующими взглядами, но ничего не сказали.
Как и было обещано, Скряга завалил меня работой. Среди всего прочего были и такие унизительные задания как мытьё полов в казармах, уборка пищеблока и полив мутировавших цветочков на клумбах перед логовом командира. Начать я решил с казарм. Это давало мне возможность поговорить с Эспадой перед тем, как он уйдёт.
С латиносом расставаться было жаль. Конечно, он не подарок, но с ним весело. Да и парням без его чудо-снадобий придётся снова переключаться на обычную травку (то-то Скряга восторжествует). А уж Повар и вовсе будет безутешен, потеряв своего напарника для полётов во сне и наяву.
Эспада сидел в казарме и что-то торопливо строчил на листке бумаги. Рядом лежало несколько таких же листочков, уже исписанных. На полу валялся раскрытый рюкзак.
— Прощальные слова? — поинтересовался я.
Эспада вздёрнул указательный палец, призывая к молчанию, дописал несколько строчек и взялся выхватывать из рюкзака разнообразные пакетики и пузырьки. Каждый исписанный листочек он прикреплял резинкой от разрезанного презерватива к какому-нибудь зелью. Потом сгрёб всё это богатство и протянул мне.
— Прощальный подарок, amigo, — пояснил он. — Я написал, как пользоваться.
— Ну и ну, Эспада, — ответил я, — неужели ты думаешь, что я прикоснусь к этому после сегодняшней вздрючки?
Хоть Эспада и был моим другом, но я не собирался повторять знакомство с его зельями ни под каким предлогом. Мне хватило вчерашнего дня, когда я убеждал всех построить космодром, чтобы к нам приехал Крутой Уокер.
Связи между космодромом и техасским рейнджером я объяснить не мог, но настаивал, что это очень важно. Потом украл из пищеблока газовый баллон, взвалил на плечо и прогуливался по базе, ведя с ним непринуждённую беседу. Наутро я ничего этого не помнил, пока меня не просветил Лукаш. Так что — никогда!
Эспада продолжал настаивать, в запальчивости мешая русскую и испанскую речь так, что я с трудом его понимал. И вот, в разгар нашей дискуссии дверь распахнулась, и в казарму ворвались несколько человек во главе с одним из бронированных телохранителей Лукаша.
— Вот он! — торжествующе заорал охранник, кажется, это был Пиранья, и ринулся к Эспаде.
Латинос из положения сидя взвился в воздух, перемахнул пару коек и обосновался за тумбочкой. Оттуда раздался лязг передёрнутого затвора. Я в изумлении наблюдал за происходящим, пока меня не повалили на пол, предварительно угостив парой зуботычин.
— Что за херня? — сдавлено поинтересовался я. Говорить, когда лежишь разбитой мордой в пол, а в лопатки давит чьё-то колено, немного некомфортно.
— Это вас нужно спросить, суки! — рявкнул Пиранья.
В его голосе звенели нотки паники, и это меня напугало больше, чем нападение. Да что там у них творится?
— Э-э-э, Пиранья, — неуверенно сказал кто-то, — может, они не в курсе? Надо бы расспросить для начала.