В мыслях у него продолжали крутиться подозрения. «Поговори с ним, – сказал он себе. – У тебя нет выбора. Слухи уже выходят из-под контроля».
Стараясь держаться теней, Али дошел до Большого базара. Даже в этот ранний час жизнь там била ключом: сонные торговцы снимали чары, которые всю ночь охраняли их товары, аптекари заваривали зелья для придания бодрости самым ранним пташкам, дети разносили послания на жженом стекле, которое разбивалось вдребезги после прочтения… Никуда не денутся и полубесчувственные алкоголики, не пришедшие в себя после злоупотребления контрафактными дурманами из мира людей. Опасаясь, чтобы его не увидела ни одна живая душа, Али решил сделать крюк и свернул в темный переулок, который увел его в такую глубь города, что не стало видно даже высоких латунных стен, обступивших Дэвабад со всех сторон.
Он очутился в старом районе с застройкой, подражающей человеческой архитектуре, утраченной в веках: набатейские колонны с настенными рисунками; этрусские фризы с сатирами; замысловатые маурьянские ступы[17]. Сами цивилизации давно погибли, но их наследие сберегли пытливые джинны, пролетавшие когда-то мимо, или шафиты, истосковавшиеся по родине и решившие воссоздать ее здесь.
В конце улицы стояла высокая каменная мечеть с эффектной спиралью минарета и черно-белыми аркадами. Редкое для Дэвабада место, где чистокровные джинны и шафиты до сих пор молились бок о бок. Благодаря тому что мечеть облюбовали паломники и купцы с Большого базара, в толпе молящихся всегда были новые лица. Хорошее место, чтобы остаться незамеченным.
Али юркнул внутрь, торопясь спрятаться от дождя. Едва он снял с ног сандалии, как их тут же отобрали исполнительные ишты – мелкие, покрытые чешуей существа с ревностным отношением к порядку и обуви. А по окончании молитвы, и после непродолжительного торга, откупившись парой фруктов, Али получит свои сандалии обратно, начисто выдраенные и надушенные сандаловым ароматом. Он прошел дальше, мимо двух парных фонтанов для умывания – только в один была налита вода для шафитов, а в другом струился теплый черный песок, который предпочитали чистокровные джинны.
Мечеть была одной из старейших в Дэвабаде. Четыре крытых коридора обрамляли двор под открытым серым небом. Красно-золотой ковер за долгие века под ногами и лбами молящихся прохудился, но сохранил опрятный вид: чары самоочищения, вплетенные в его нити, были еще крепки. Под потолком висели большие фонари из матового стекла, заполненные волшебными огнями. В медных жаровнях по углам курились благовония.
Этим утром мечеть была почти пуста – в такую погоду общая молитва не сильно прельщала прихожан. Али втянул ноздрями пахучий воздух и обвел взглядом молельщиков, разбросанных по мечети, но того, кого он искал, среди них не было.
Вдруг его арестовали? Али стряхнул с себя тяжелое предчувствие и подошел к мраморному серому михрабу – специальной нише в стене, обращенной в сторону молитвы. Он поднял руки. Несмотря на свою нервозность, начав молитву, Али почувствовал, как к нему возвращается покой. Так всегда бывало.
Но продлилось это недолго. Он заканчивал второй ракат молитвы, когда рядом с ним кто-то тихо опустился на колени. Али застыл.
– Мир твоему дому, брат, – прошептал пришедший.
Али не мог смотреть ему в глаза.
– И твоему, – ответил он тихо.
– Принес?
Али помедлил с ответом. Речь шла о кошельке, который сейчас лежал у Али в кафтане. Внутри была огромная сумма, которую он взял из своей личной сокровищницы в казне, под завязку набитой деньгами.
– Да. Но нам нужно поговорить.
Краем глаза Али увидел, как его собеседник нахмурился и хотел что-то ответить, когда к михрабу подошел имам.
Тот устало обвел взглядом промокшее собрание.
– Выровняйте ряды, – сделал замечание он.
Али и еще десять-двенадцать сонных прихожан, шаркая, перебрались на положенные места. Он хотел сконцентрироваться на молитве, которую начал читать имам, но это было непросто. Слухи и обвинения не шли у него из головы. Обвинения, которые он не был готов предъявить своему собеседнику, который сейчас стоял с ним плечо к плечу.
Когда молитва подошла к концу, Али и его спутник остались на своих местах и молча ждали, пока остальные молельщики не разойдутся. Последним уходил имам. Что-то бормоча себе под нос, он поднялся на ноги. Бросив взгляд на задержавшихся мужчин, он застыл.
17
Ступа – глинобитное культовое сооружение полусферической формы у буддистов; Маурьянский период – период в индийской истории 321–185 гг. до н. э.