И принялся солдат дубиной мешок охаживать. Поначалу терпел черт, только фыркал, а понемногу начало его пронимать да зудить — ой! вроде бы уж и в костях ломота началась!..
Взмолился черт:
— Слыхивал я про старых солдат, а такого не ждал. Слушай, брат, отпусти меня, поделимся: бери себе замок, а я возьму принцессу.
— Нет, брат, — говорит солдат, — ты у меня не вылезешь, покуда не пообещаешь весь замок золотом завалить и больше в этот край носу не совать. А не то я тебя отвожу так, что и ноги протянешь!
— Только выпусти меня, а там все что хочешь пообещаю, только выпусти, братец! — молит черт.
Выпустил его солдат, а черт опять разошелся: все девять пастей разинул и на солдата бросается. Тот еле вымолвил свое: «Прыг сюда!» — и вот опять черт в мешке, а солдат его тузит изо всей мочи.
Наконец все же сговорились: черт останется в мешке, покуда весь замок не будет золотом засыпан, а солдат до той поры не волен драться. Ох ты! Сколько же тут чертенят сразу сбежалось! Кишат, снуют, как в муравейнике. Шум, визг стоит. Деньги так на глазах и прибывают. А старый черт из мешка еще подгоняет, чтобы торопились, поживей ворочались, как бы до петухов все успеть.
Взялись чертенята, только пыль столбом! Солдат надивиться не может: этакие крошечные чертенята, а какие огромные мешки волокут!
Вот уже замок почти полон, только в одном углу еще не хватает, а тут уже и первый петух пропел. Один из чертенят шепчет старому черту, что больше в пекле денег нет. Девятиголовый прямо из кожи вон лезет:
— Торопитесь, ребята, как только можете, у меня дома в подвале еще шесть бочек дедовых денег, тащите и их! Да поскорее!
Умчались чертенята вихрем и тут же вернулись с деньгами.
Уже второй раз петух пропел, когда черт на свободу вырвался. В один миг все черти убрались, чтобы до третьих петухов в пекле очутиться.
А король ночью слышит, что в замке шум стоит да деньги звенят, и от страха его в пот бросает: вот, думает, сейчас его дочку и старого солдата на куски раздирают. Чуть свет он уже на ногах, бежит к замку поглядеть, что там случилось.
И не сказать даже, до чего король обрадовался, когда увидел свою дочь и солдата живыми и здоровыми. А тут еще полон замок золота!
В тот же день сыграли пышную свадьбу. Женился старый солдат на королевской дочери и взял в приданое полцарства. Да только недолго пришлось ему царствовать, на третий же день после свадьбы умер старый солдат.
Явился он к господу, просит дело какое-нибудь дать. Господь и говорит:
— Чего ж еще старому солдату делать, как не у ворот на часах стоять!
Так и стал старый солдат у господа бога привратником.
Является смерть работу спрашивать и хочет пройти к господу. А солдат не пускает: «Тебя, этакую тварь вредную, и пускать-то нельзя. Погоди здесь, я сам спрошу и тебе передам».
Приходит старый солдат к господу и говорит, что так, мол, и так, там за воротами смерть ждет, что же ей эти три года делать?
— Пусть стариков косит! — отвечает бог.
Идет солдат к воротам и думает: «Как же быть? А вдруг она скосит старого короля, что своей и моей половиной царства правит?.. Погоди, а скажу-ка я ей, чтобы она старые дубы грызла».
Как решил, так и сделал. Выходит за ворота и говорит:
— Господь наказал, чтобы ты три года одни старые дубы грызла!
Скривилась смерть, ушла и принялась положенный срок старые дубы грызть.
Через три года опять пришла работу спрашивать. А на кого похожа-то! Тощая, высохшая, глядеть не на что. Солдат живо к господу, так, мол, и так, что другие три года смерти делать?
— Коли всех стариков скосила, пускай средних лет людей косит!
Идет солдат назад, думает: «Коли передам это, так ведь и моей жене, и братьям, и сестрам — всем не жить. А, скажу, пускай средние дубы грызет».
Ладно. Вышел за ворота и говорит смерти:
— Следующие три года грызть тебе средние дубы.
Поморщилась смерть и ушла положенное ей дело делать.
Через три года опять приходит работу спрашивать. А выглядит и вовсе страшно: глаза чуть не в самый череп провалились, щеки совсем пропали, кожа к костям приросла, только языком еле шевелит. А работу все спрашивает.
Струхнул солдат — где же ее в таком виде к господу пускать?! Пошел он к нему опять сам — что, дескать, смерти три следующие года делать?
— Коли сделала все, что ей положено, пускай прибирает младенцев!