Весной 1919 года полевой штаб Верховного главнокомандующего переместился в Москву, а за ним вскоре последовал и 5-й латышский особый полк. В Москве он охранял Кремль и правительственные учреждения, а также Реввоенсовет Республики.
В строю стрелков
Э.А. Улмис, бывш. латышский стрелок
О Февральской революции 1917 года нам, стрелкам Латышского запасного стрелкового полка, стоявшего у кокмуйжских «Силупитес», официально сообщили только через несколько дней. В нашей солдатской жизни ничего не изменилось и все текло по-старому. До отъезда роты на фронт, т. е. до конца апреля, состоялось каких-нибудь 2–3 ротных собрания.
Как-то раз в марте все размещенные в окрестностях Валмиеры роты были собраны в городе на площади перед зданием воинского начальника, где выслушали выступление какого-то члена Государственной думы и других. Ораторы рассказывали о свершившейся революции и требовали строгого соблюдения дисциплины, сознательного исполнения служебных обязанностей и готовности завоевать победу в войне.
Если после Февральской революции мы думали, что война скоро кончится и мы попадем домой, то теперь каждый понял, что Временное правительство не думает об окончании войны. Это раздосадовало всех нас и породило скрытую внутреннюю ненависть к Временному правительству.
1 мая 1917 года я провел в Риге, на улицах которой было полно трудового люда с красными знаменами. На следующий день я попал на позиции 1-й роты І-го Даугавгривского латышского стрелкового полка близ Кекавы. Здесь я узнал о том, что стрелки решительно настроены против разорительной войны и требуют мира. Часто происходило братание с немцами. Один из самых активных участников братания был арестован и направлен в Даугавпилс. Для того чтобы помешать братанию, по приказу офицеров наша артиллерия открывала огонь.
Большое значение в нашей жизни имела резолюция, принятая 17 мая 1917 года, в которой стрелки формулировали свои политические воззрения, намечали направление дальнейших действий в борьбе против Временного правительства, против активной обороны, за мир, самоопределение народов, за Советы стрелков, солдат и крестьян…
Газеты «Циня», «Бривайс стрелниекс» и «Окопная Правда», которые мы с увлечением читали, разъясняли нам Апрельские тезисы В.И. Ленина, задачи, поставленные VI съездом РСДРП и XIII конференцией Социал-демократии Латышского края, а также Валмиерским съездом безземельных.
Прессу буржуазии и ее агентов стрелки бойкотировали. С каждым днем стрелки начинали все больше думать и рассуждать о происходящем, ибо каждый день был полон событий политической борьбы.
Полк получил приказ выступить из Риги на позиции в районе Олайне, для того чтобы перейти в наступление. Однако стрелки категорически отказались идти в наступление. 18 июня полк вышел на фронт, но по пути остановился и стал совещаться. Лишь на следующий день полк пошел на позиции с условием, что сменит 2-й Рижский латышский стрелковый полк, но в наступление не пойдет.
Контрреволюционное командование армии не могло смириться с таким настроением стрелков и делало все для того, чтобы заставить их идти в наступление. Для того чтобы воодушевить стрелков или, в противном случае, спровоцировать их и создать тем самым повод для расформирования полка, в районе артиллерийских позиций нашего полка были расположены женский батальон и «батальон смерти». Эти батальоны никогда не стояли на передовой линии, так как были сформированы для борьбы с революцией. Стрелки, понимая положение, не поддались на провокацию, поддерживали тесную связь с Исколастрелом и стоящими рядом полками сибирских стрелков и были готовы нанести ответный удар силам контрреволюции.
Стрелкам было известно, что немцы собираются занять Ригу. Мысль о том, что придется потерять Ригу, которую мы любили, как родную мать, казалась нам ужасной.
Мы были полны решимости Ригу ни за что не отдавать. Тем не менее ранним утром 19 августа мы получили сообщение, что под Икшкиле большие силы немцев переправляются через Даугаву и нам приказано отступить в Ригу.
Было ясно, что нет смысла не отступать, так как в противном случае мы попали бы в плен к немцам и это пошло бы на пользу контрреволюционным силам, которые обвинили бы нас в предательстве, а сами в то же время избавились бы от революционных стрелков.
Собравшись у штаба полка часов в семь-восемь, мы стали отступать. Немцы заметили это и начали обстреливать нас из орудий.