По этому поводу Борис как-то разразился следующим творением:
Говоря газетными штампами, Боря являлся человеком эпохи, то есть удачливым коммерсантом, и только немного не дотягивал до героя нашего времени — белый мерседес и отдых в Сочи были пока не по карману. Нет, Борис не мотался челночными рейсами в Турцию и Китай, скупая самые дешевые в мире товары. Зато он с первого взгляда мог определить, что из рыночного ассортимента следует купить и за сколько перепродать. Я тоже не был дилетантом в ценах, но меня всегда останавливал страх перед неудачной перепродажей и потерей оборотного капитала. Борька же лез напролом. Он мог втиснуться в самый узкий промежуток между продавцами и, заговорив клиента, всучить тому любую неказистую вещь.
Но Борис уже сейчас готовился к роли национального героя. За неимением многомиллионной телеаудитории он покровительственно объяснял свое торговое кредо мне:
— Ты думаешь, кто мой клиент? Богатенькие буратины? Нет, большие люди не для меня. Мой товар покупают такие, ну вот как ты, например. Хочется им купить себе хоть что-нибудь, а в кармане лишь десятка. Что им остается? Только жвачка. Тут важен момент. Десятку потратить — пара пустяков. Вот она уже исчезла, и ты опечален. Но нет, здесь она, лежит еще пока в кармане, ждет. И вдруг ты замечаешь жвачку. Не по десять рублей, не по шесть, не по пять.
Заметь, всего по три рубля. Пусть немного липкая, ерунда. Сладость остается, и карман не пустой. Взял ты себе жвачку и выбор оставил. Захочу еще куплю, не захочу — дальше пошлепаю. Тут психологию понимать надо.
Но мне было не до психологии. Я все еще мучительно стеснялся своего присутствия на рынке, боялся встретить знакомых или соседей, отворачивался в сторону при первом же подозрении на знакомое лицо. Не мог я переломить себя в эпоху рыночной экономики. Если и следовало мне изучать психологию, то только свою собственную.
Уф! Взглянув на Борькин ящик, я с чувством безмерного облегчения отметил, что кучка жевательных резинок заметно сократилась в объеме. Близок, близок час возвращения блудных конспектов! Я осторожно переступил с ноги на ногу, стараясь не прикоснуться к груде поддельных «Левисов», над которыми высился гигант, ничем не уступающий ростом Арвидасу Сабонису. Последнюю жвачку по три пятьдесят ухватила губастая девица с лошадиной физиономией, а я готов был уже сам заплатить шесть рублей за две оставшиеся. Стояние на одном месте у всех на виду убивало меня. Я лучше буду сидеть целый день за компьютером, доводя до ума какую-нибудь программу, хотя фанатиком ночных или круглосуточных бдений меня тоже не назовешь.
К неописуемому ужасу Борис выкопал в кармане еще один трехрублевый пластик.
Да, конец мучений отодвигался. Спасение подоспело в лице мужика, окруженного многочисленным потомством. Он протянул скомканную десятку, и пока Борька искал рубль сдачи, подозрительно стал крутить жвачку в руках. То ли ему не нравилась слишком высокая цена, то ли липкие обертки (и неудивительно, иначе кто продал бы Борису эти пластики по два рубля за штуку).
— Покажи-ка еще жвачку, — сказал закончивший осмотр отец семейства, намереваясь подловить нас на недоброкачественном товаре.
— Больше нет, — буркнул Борька, невинно глядя в глаза недовольному клиенту. — Последние остались.
— Знаем мы, какие последние, — заявил с апломбом его собеседник. Больше всего я боялся, что он сейчас вернет товар Борису.
— Вот ваша десятка, — невозмутимо ответил Боря. — Давайте обратно жвачку.
Но мужик, видимо, уже распределивший сэкономленные деньги на что-то иное, предпочел взять рубль и удалиться, раздав жвачку детям.
— Все! — выдохнул Борька. — Домой!
Уяснив, что мучения окончились и ничто не мешает нам удалиться восвояси, я вдруг забеспокоился:
— А если жвачки и в самом деле испорчены?
— Гляди, — крикнул Борька, вытащив из кармана два пластика совсем непотребного вида и, содрав с них обертки, сунул себе в рот. — Тебе, может, тоже охота?
Чувствуя себя соучастником преступления, я получил пару жвачек, выглядящих еще более неприглядно, и бесстрашно сжевал их сам. Это в некотором роде облегчило мою вину — если уж быть наказанным, то двойной порцией. Посмотрев на меня внимательно, Борька зашептал так, чтоб не слышали остальные:
И мы двинулись к выходу, слившись с плотной массой покупателей. Народ шел медленно, как на демонстрации. Под ногами хрустела бумага от мороженого, расползались шкурки от бананов по шестьдесят за штуку. А вокруг раскинулись торговые ряды. Джинсы «Carrera», «Wrangler», «Rifle», футболки с вышивкой «Chanel», «BOSS», «Benetton», изготовленные в Польше, бейсболки «USA-California», кроссовки «SIMOD» и «Reebock» китайского производства, спортивные костюмы «KAPPA» и «PUMA» из Гонконга, одежда «Second Hand», закупаемая на вес в Европе. Все известнейшие фирмы светились своими ярлыками на нашем рынке, но как-то ущербно, неполноценно, с кривыми строчками, разъезжающимися швами и законспирированными дырами. А рядом лежали турецкие и китайские брюки, куртки из Таиланда, пуховики. В общем, все, что только возможно купить по дешевке, было уже куплено и завезено сюда, чтобы прельщать глаз неразборчивого покупателя со средним достатком.
«Не обманешь — не продашь.» А если Вас трудно обмануть? Если Вы в «фирменной» немецкой коробке обнаруживаете ярлычок «Made in China» и недовольно тянете:
«У, это Китай?» Тут же слышится бодрый и уверенный голос: «Это не Китай, это сделано в Китае, а фирма настоящая, германская!»
«Мы не настолько богаты, чтобы покупать дешевые вещи», — взывали валютные магазины. Хлопая по тощему рублевому кошельку, мне всегда хотелось добавить:
«А уж дорогие нам тем более не по карману». В любом случае приходилось довольствоваться лишь предложенным ассортиментом. «На рынке будет все», заявляли маститые экономисты. И что же? Есть все? Какое там! Где фирменные хромные кассеты? Где настоящая французская парфюмерия? Где всеми хваленый «Nike»? Где товары высшего качества? На рынке таких нет по той простой причине, что ввозить их в массовом масштабе не выгодно, а накладно. Гораздо успешнее можно проворачивать дела, закупая дешевку и клятвенно заверяя лопухов, что именно в этом и выросла вся Америка.
Да, великолепие западных супермаркетов оставалось пока только для элитных магазинов. Из образа жизни развитого капитализма до рынка добрался лишь навязчивый сервис, напрочь прогнав тупое безразличие продавцов государственной торговли. Но народу от этого не легче.
— Какой это размер?
— Ваш, девушка! Берите!
— А сапоги итальянские?
— Самые что ни на есть! Только вчера из Италии привезла. Дешевле нигде не найдете.
— А хоть крепкие?
— Да я точно такие же пять лет ношу. Как новенькие!
Ну как тут девушке, с детства привыкшей к неизменным ценникам в универмагах, не поверить и не купить. Да и продавца понять надо. У него таких, как Вы, в день больше сотни. Неужели, задавая вопрос, Вы надеялись в ответ услышать:
«Нет, девушка, не итальянские сапоги, а китайские. В грязь лучше не надевайте, а то подошва отвалится. А в соседнем ряду вторая с краю женщина продает точно такие же на двести рублей дешевле. Но вы все равно покупайте у меня»?
Однако, бывает предел даже такому сервису. Вот через неделю девушка разыскивает услужливого продавца и предъявляет ему полуразвалившиеся сапоги.
Что тут начинается! Продавец, брызгая слюной в лицо, орет, что ни девушки, ни сапог он до этого и в глаза не видел. Толпа одобрительно гудит. А со стороны уже несется дружная команда добрых молодцев, которые отработанными приемами резво и слаженно выталкивают за пределы рынка клиента, посмевшего вернуть товар.