Теперь предстояла довольно трудная часть, требовавшая чуть ли не половины припасенной энергии. Для того, чтобы демон стал виден вызвавшему его, он должен материализоваться, используя посылаемую ему энергию. Но треугольник пустовал. Никто не желал являться из других измерений, чтобы покориться смельчакам, бросившим вызов всем темным силам.
Вдруг, разрушив магическую тишину, громко чихнул Костя. Учитель гневно обернулся к нерадивому подмастерью, на мгновенье утратив контроль над энергией. Два ярких луча, отделившись от коллектива, врезались в пол вне треугольника, содрогнув ветхую церковь. И началось невообразимое.
Задули ветра. Половина свечей погасла. Пламя оставшихся заметалось во всех направлениях. Над пентаграммой заискрился воздух. Потоки бледного света завертелись над тем местом, и в небольшом пространстве полуразрушенного храма возник странный смерч. Он крутился над полом, то взлетая ввысь, то опускаясь в сгнившие провалы, озаряя все вокруг призрачным светом. Отлетавшие от него сполохи породили сотни и тысячи теней, заплясавших по стенам. Смерч разметал чаши, звякнул шпагами, повалил свечи и палочки, обогнул защитные круги и растекся по стене. Вмиг стало темно. Неудавшиеся чародеи услышали только, как несколько крупных камней осыпались в отверстие, куда исчез смерч. От каменной крошки не уберег даже магический круг. Уяснив, что демона уже не дождаться, Иннокентий Петрович включил фонарик и направил его в новообразовавшуюся дыру.
Но в ней темнел не лес, не небо. Электрический луч поглотился абсолютной непроницаемой мглой. Словно разбуженные светом вспыхнули в этой мгле тысячи красных дрожащих огоньков. Низкий свист вновь пробил тишину. Подобно адским жукам красные огоньки со странным хлюпаньем покидали свое внеземное убежище. И первая пара их летела прямо на Иннокентия Петровича. Он успел отметить, что оба зловещих светлячка покоились посреди черного сгустка, сгустка тьмы.
Сгусток вздрогнул, обнажив сверкнувшие белизной клыки, пасть острых отточенных клыков. Что за существо покинуло пределы мрака, Иннокентий Петрович не знал.
Такого описания ему не встречалось ни в одной из книг, хоть отдаленно связанных с магией. Замерев в ужасе, потеряв уверенность до последней капли, едва держась на ногах, он понял: это не демоны.
Это действительно были не демоны. Необдуманные действия королевы Лауры и крайне неудачные эксперименты Иннокентия Петровича проложили в мир людей дорогу для черных призраков.
Глава седьмая
Heart
Oh, heart, are yоu still beating?
Is there enough of you left to break?
How could he take you and tear you apart?
I never knew somebody would do it
I never knew somebody could do it
Never dreamed anybody would do this to my heart
Лаура в одиночестве стояла на балконе своего дворца. Ей сейчас никого не хотелось видеть. И не только потому, что в голову настойчиво лезли мысли о мире людей, прекрасном мире, в котором… Нет, не надо думать об этом.
Королева нахмурилась, отчего ее лицо стало даже не страшным, а ужасающе отталкивающим. Она знала, что не должна была стоять сейчас здесь. Но уже поздно, дело сделано. Разумеется, ее подданные не посмели бы возмутиться, но Желвин выразил бы неодобрение.
«Надо помнить, — величественно заметил бы он, — всем, а особенно тебе, королева, что границы миров только кажутся непреодолимыми. Но они могут оказаться хрупкими и беззащитными. А если они вдруг исчезнут, и наш мир окажется внутри такого пространства, где жить невозможно? Зачем же ставить под удар саму возможность нашего существования?»
Далее Желвин привел бы тысячи примеров, как какой-нибудь неспособный мироподвижник или, того хуже, волшебник не в том месте пытался прорваться сквозь границы и какие катастрофические последствия получились. Однако в глубине души Лаура считала, что ее первый министр изрядно преувеличивает в воспитательных целях.
«И даже королеве совершать подобные поступки, нет, проступки, в высшей степени непозволительно», — закончил бы свою речь мысленный собеседник.
А что такого сделала Лаура? За что ее должен допекать Желвин? А она взяла и построила новую дорогу. Да, новую, прочную, нерушимую дорогу в мир людей.
Теперь обновленный путь стрелой уносится прочь от дворца и исчезает за недалеким призрачным горизонтом, сверкая золотом в бесцветном мире Лауры.
Королеве не хотелось вспоминать, чего стоило ей это мероприятие. Нельзя строить дорогу повторно, особенно когда сблизившиеся миры уже разбегаются навсегда. Энергия, необходимая для такого свершения, не берется из воздуха. А королева уже исчерпала свой запас и теперь прибегла к запретному методу. Во всем мире призраков отсутствовала энергия, необходимая Лауре. Зато в его границах хранилось количество, во много раз большее.
Как сквозь туман, королева увидела себя со стороны. Вот стоит она посреди пустыни, закрыв глаза. Стоит в самой середине своего королевства. И тут же Лаура погрузилась в свой внутренний мир, как в океан черной беспросветной тьмы. Но что там светится далеко-далеко? Как призрачные берега, пылали голубым огнем границы. В них бушевала энергия, хранившая царство Лауры от разрушения, от случайных мирков, миров и мирищ, так и норовящих прорваться, вломиться и все испортить.
В самой гуще мрака, там, где стояла королева, начали вспыхивать золотистые искорки. Они весело плясали, кружились, играли друг с другом. Постепенно их размер увеличивался. Искорки превращались в огненных змеек, затем в крохотные молнии. Они росли и росли. Вот уже сверкающие кусты летают вокруг Лауры, вот могучие деревья раскинули свои светящиеся ветви во все стороны. Королеву оплетала огромная сеть живого огня цвета золота. Затем образовалась воронка.
Сеть бешено завертелась, сомкнувшись вокруг Лауры.
И пришла боль. Неправда, что призраки не чувствуют боли. Любое из существ, кому дан инстинкт самосохранения, знает боль. Она указывает, предупреждает: нет, так нельзя, опасно, ОПАСНО! И мы внимаем, подчиняемся ей, отступаем, желая вернуть то блаженное время, когда еще не поздно, когда не утеряна ни одна частичка, когда не поражена ни одна клетка, когда все тело работает исправно… Но королева не могла отступать.
Лаура впитывала в себя энергию. Идя напролом, продираясь через боль, через правила и традиции, она замерла камнем и ничего не видела и не слышала, а только чувствовала ослепляющую, оглушающую, отупляющую боль. Вся ее королевская сущность бунтовала. Лаура впервые в жизни переступила через себя.
А голубое пламя тем временем тускнело и меркло. Где-то уже образовались провалы, и бледно-синеватая пленка жидкого огня старалась выправить все ущербы, нанесенные правительницей мира сего. Все тоньше становились границы.
Но никто не мог видеть этого, даже Лаура, всецело поглощенная сбором энергии.
Наконец, королева поняла, что больше ей не вместить. Из последних сил, чутьем выбрав истинное направление, Лаура развернулась. Из глаз ее, из носа, изо рта выскочили лучи, пронзив и мрак, и голубые берега. Выпрямившись подобно сильно сжатой и вдруг освободившейся пружине, энергия хлынула, соединяя два мира новой дорогой. Лаура не давала затопить свое сознание мутным водам липкого ужаса. Не хотелось и думать о том, что случится, если энергии не хватит.
Жуткое видение предстало перед закрытыми очами королевы. Ее невесомое тело разрывается на мелкие кусочки, растворяется в воздухе, прекратив свое существование, а мир белых призраков выпадает из времени и погружается в бесконечную мглу навсегда.
Боль сдуло, словно ветром. Лаура осторожно приоткрыла правый глаз и просияла.
Получилось! Она не только вновь могла очутиться в желанном мире, но и доказала, что является истинной кролевой. Еще никому (на ее памяти) не удавалось повторно построить дорогу. Никому! Ведь дорога — это не дыра в границе, не лестница, не тропинка по всем окрестным мирам. Королева могла гордиться собой, если бы… Если бы она не ставила минуту назад свои владения на грань гибели. Если бы она не ослабила границы до крайних пределов. Если бы она сделала это во имя чего-либо великого, а не ради своей прихоти. Сто тысяч «если бы».