When the night meets the morning sun?
Город спал. Вернее, готовился ко сну. Все семь его многолюдных районов неохотно гасили свет в своих окнах. В последний раз собирались пробежать по своему маршруту троллейбусы и трамваи. Автобусы с темными окнами салонов спешили в парк. И только уличные фонари продолжали светить, борясь с падающей на город ночью. Море огней превращалось в океан тьмы с редкими островами. Тьма от горизонта до горизонта.
Это был большой город. Огромный. На семьдесят километров вытянулся он вдоль полноводной реки и прочно захватил третье место по протяженности, уступив первенство лишь Москве и Волгограду. А по занимаемой территории ему вообще не имелось равных кроме столицы с тех пор, когда самостийный Киев остался за бортом российских границ. Полтора Санкт-Петербурга или два Свердловска (извиняюсь, Екатеринбурга) спокойно разместились бы на его территории.
Однако ничего подобного не увидели бы те, кто вместе с белыми призраками очутились здесь триста лет назад. Бескрайние леса, заставившие пришельцев из замкнутого мира поменять обстановку на туманную Англию. Леса до горизонта, рассеченные полосой реки с катящейся по ней лунной дорожкой.
Но люди уже давно осваивали эти, непригодные для призраков места. Раскопки древнего поселения в устье одной из рек края установили, что основано оно двадцать — двадцать пять тысяч лет назад. Текли годы, появлялись и исчезали племена со своей культурой и обычаями. Жилища полуподземного типа сменились в десятом веке деревянными домами. Ханты, манси, коми, вогулы, удмурты, остяки — все те, кого русичи презрительно называли «инородцами» — росли и развивались в своей самобытной среде. И неизвестно, куда бы их это завело, если бы обширные территории Уральского края не попали в «зону стратегических интересов» тянущейся во все стороны России. В те времена взоры России, как и сейчас, пристально устремлялись на запад. «Вот ведь англицкие короли», — недовольно морщились бояре, наблюдая за ростом посторонних колоний. «Да и гишпанцы тоже не лыком шиты», завистливо вздыхали они же, оглядывая поделенные и переподеленные чужие владения. Но вот зевнул один из них пошире, уронил шапку, обернулся за ней, да и воскликнул в великом удивлении: «Батюшки, а на востоке-то у нас и конь не валялся!»
С той поры коню неоднократно пришлось поваляться в новых районах, осваиваемых крепкими царскими дружинами и купцами, что приводило к увеличению как политической, так и экономической мощи.
Попутно местному населению терпеливо разъяснялось, как необходимо и полезно христианство и никоим образом не допустимо инакомыслие. Причем разъяснялось всеми доступными методами, позаимствованными у просвещенной Европы из солидных трактатов времен «охоты на ведьм» с адаптацией к местным условиям. Главные языческие божества скрылись в глубине лесов. О Зарни-Ань легендарной «золотой бабе» — вдохновленные отечественной тематикой талантливые и не очень писатели создали сотни исторических боевиков, совсем как на другой стороне планеты о пропавшем золоте инков. А затерянные храмы Войпеля — «Северного ветра» — еще ждут своих изыскателей. И может, в эту секунду у кого-то уже сверкнули глаза, почуяв свежую тему, а на чистый лист бумаги ложатся первые строчки.
Тьма окружающего людей леса и суровая жизнь порождали таинственных богов, собравших в себя образы деревьев и зверей, и собственных героев: Кудым-Оша и Перу-богатыря. И были у них свои подвиги и победы, ни в чем не уступавшие Илье Муромцу или Добрыне Никитичу.
Вскоре помимо купцов в край проникли промышленники, в первую очередь интересовавшиеся солью. Обнаружив здесь богатые месторождения, они осели прочно и надолго. С тех пор кривая развития соляной промышленности, если бы кто додумался чертить графики в те времена, резко пошла вверх. С помощью соли Иван Грозный значительно укрепил позиции, завоевав потенциальных потребителей на рынках Швеции и Пруссии. А представитель тогдашних солевых монополистов Франции и Испании, подсчитывая убытки, мог с полным правом сказать всем известную фразу: «Друзья мои, я опечален».
Прогресс обычно не стоит на месте, а движется вперед. На то он и прогресс.
Поэтому к восемнадцатому веку, наконец, вспомнили об обширных запасах медных и железных руд. Наличие их и стало краеугольным камнем в истории основания города, когда в 1723 году в устье крохотной речки построят медеплавильный завод. Пятьдесят восемь лет спустя заводская слобода обретает статус города.
Официальные данные не упоминали славное имя основателя. По слухам, таковым был Татищев. Областная молодежная газета даже кинула клич в массы, что пора уже скинуть мозолящего глаза Ленина с главного пьедестала и отдать освободившееся место Татищеву. В верхах инициативу поддержали, но денег в городском бюджете не нашлось. Поэтому Ленин и сейчас спокойно взирает со своего места на народ, не боясь грядущих перемен.
А город тем временем доказал свое право на существование. В 1846 году открылось судоходство, а через тридцать лет и железнодорожное движение. Город не отставал от жизни России, а время от времени даже преподносил ей сюрпризы.
То гигантскую царь-пушку, прошедшую все испытания в отличие от чисто сувенирной московской. То невиданный паровой молот, то электросварку.
С приходом советской власти город с каждым годом приобретал все большее оборонное значение, пока не достиг статуса закрытого для всех без исключения иностранцев. Не дай бог, они узреют с высокого холма панораму одного из крупнейших военных заводов и развалят всю обороноспособность страны к началу мировой революции (теперь, правда, узревают; видно, разваливать уже нечего).
Так и пошло. На карте город имеется, но в сообщениях прессы, радио и телевидения не упоминается. Да и в распределении благ не участвует. Разве что объедки останутся после Москвы и Ленинграда. Приедут разнаряженные в фирменные тряпки москвичи поглазеть на уникальную ледяную пещеру и на неведомый ранее город, а потом сморщат нос, глядя на шагающий по улицам ширпотреб, и процедят свысока: «Как это, вы говорите, мяса нет. Не верим. Не может такого быть. А, так это вы нашу Москву объедаете».
Но уральский народ крепчал в многокилометровых очередях за товарами первой необходимости, распределяемыми по талонам. Советский человек всегда там, где трудно. Это про нас. Выживем, выкарабкаемся. Пусть никогда нас не жаловали власть держащие. Никто их них так и не удосужился посетить наш город, начиная с того же Ленина и заканчивая Горбачевым, исколесившим весь Союз. Да и Борис Николаевич лишь отметился, когда голоса потребовались. Что с нас взять? Ничего!
Ничего, кроме огромного оброка сельхозпродукции, тяжелого машиностроения, нефтепродуктов, мотопил и многого, многого другого. Народ у нас спокойный, от Москвы далекий. Можно и поприжать. Не Татария ведь, не Якутия. Тем льготы положены, а то возьмут, да и выйдут из состава Федерации. А мы? Мы тоже хотим равные с ними права! Что, какие-такие права? Да куда вы денетесь?
Э, э, куда нас с Вами занесло? Я уже вижу укоризненный взгляд сверху. Ну, господа, нельзя же так. Вам только дай волю, так любую тему разовьете не туда, куда следует. Вы, господа, отвлеклись. Закройте-ка свою книжонку и внимательно посмотрите на название. Поняли, о чем надлежит писать? То-то же!
Ну хватит о политике. Только ее нам здесь не хватало. Действительно, не черные же призраки виноваты, что мы когда-то недополучили килограмм колбасы. Стоп, вижу ледяные лица читателей, которые жалеют уже, что не ограничились газетой, где данная информация и дешевле, и интереснее! Да черт с ней, с колбасой.
Зачем заострять внимание на всем известных вещах. На вещах обыденных. Вспомним лучше, что в каждой душе строится свой город, который может выжить и украситься прекрасными дворцами даже при минимальном прожиточном. А может развалиться и порасти плесенью в окружении многомиллионного состояния. Сытый голодного не поймет. А давайте не будем смотреть в сторону сытого, а посмотрим на себя и в себя. Что мы умеем, что сможем, что сделаем? В каком состоянии наш личный город? Но это уже отвлеченные материи, а реальный уральский город с миллионным населением потихоньку расставался со светлячками огней, переступив вечерний одиннадцатичасовой рубеж времени…