… Первое, что я почувствовал, это прохладу, которая после нестерпимой липкой духоты казалась раем. Что удивительно, я твердо стоял на ногах, постепенно привыкая к неяркому серому свету, озарявшему все вокруг. Передо мной вздыбилась высоченная гора. Местность справа и слева (а так же я подозревал, что и сзади) скрывал густой серый туман. На темно-серых глыбах пробивалось что-то вроде сероватого мягкого лишайника. Чем выше взбирался по склону мой взгляд, тем светлее становились камни. А верхушка горы вообще укрывалась белоснежной шапкой, ярко выделявшейся на фоне свинцового неба.
Постепенно возвратились и звуки. Быстрая и ритмичная музыка гремела совсем неподалеку. Я обошел двухметровый камень, и моему взору открылась небольшая выемка, заросшая травой цвета потухшего телевизионного экрана. Единственным ярким пятном выделялся красный двухкассетный магнитофон в изрядно потрепанном состоянии. Над ним, извиваясь в дискотечных вывертах, парили семь призраков, к счастью, белого цвета. Перекрикивая гудящие колонки, они громко вопили в такт музыке. Очевидно, считая себя истинными знатоками русского языка, призраки старательно копировали слышимое, подбирая знакомые слова и отчаянно коверкая смысл. Не мне их судить. Все мы умело орем запавшие в душу припевы «Life is life» или «The Final Countdown», но лишь единицы способны грамотно спеть предшествующие им строчки. Истинное содержание песни со сверхзвуковой скоростью пролетало мимо ушей, ибо слова выскакивали как из пулемета. В результате симбиоза неестественно высокого, как на ускоренном воспроизведении, голоса из хрипящих от перенапряжения динамиков и нестройного хора писклявых и визгливых фальцетов, испускаемых призраками, получалось примерно следующее:
… сквозь судьбу летят И пробивают защиту ветра. Мне вдруг почудилось вмиг: Дикие волны простор убивают. И мне еще вдруг почудилось вмиг: В дикие ветры ракеты бывают…
У меня загорелись глаза. А ведь это же что-то знакомое. И когда многоголосие взорвалось возгласами «Хей! О! У! А!», сомнений просто не оставалось. «Kalimba de Luna»! Пусть видоизмененная, русскоязычная, но именно она и никто больше.
Правда протяжный рефрен «Kalimba de Luna» не вписывался в изрядно повеселевший темп и строчку «Летит ракета», но основа сохранилась, как и мелодичные проигрыши и переливы, будоражившие душу. В чужом мире встретить знакомую песню! Да, начало превосходное. А песня неслась дальше:
… Вдруг повернулся вспять. Только бы трудно пропасть в турнире. Друг не залез мне в душу опять. Только без мук и вдруг четыре. Зря я родился в боль. Только бы выиграть ветры и волны. Как мне не скоро упасть стороной. Раз, и в путь ракеты взмывают…
Эту песню я любил во всех версиях. Кто ее только не пел. Даже такие гранды, как «Boney M», не удержались от того, чтобы не включить подобный хит в свой сборник. А я вдруг вспомнил давнишний телеконцерт, собравший в Москве половину звезд «Сан-Ремо», и Тони Эспозито, который вдруг впервые с экрана выдал «Kalimba de Luna» в своей ударной аранжировке вместо запланированной стандартной итальянской мелодии. Его героический поступок увековечил ту минуту в памяти благодарного народа, услышавшего суперхит, заменивший начавшую сходить на нет итальянщину.
Песня оборвалась. Улетели последние аккорды. И я уже не мог определить, вылетел ли раскатистый многоголосый смех из колонок или из угловатых ртов призраков. Последних видимо смутило мое присутствие. Они брызнули в стороны, утекли в неприметные щелки. Так же загадочно исчез и вполне обычный стереомагнитофон фирмы «Sanyo». Я опять остался в тишине и одиночестве.
Однако, одиночество оказалось мнимым. Призраки не удрали, а спрятались неподалеку и теперь из своего безопасного убежища наблюдали за мной. Я слышал только их голоса, обсуждавшие мою персону (причем, на чисто русском языке).
— Явился странник, прорвал границы, — тянулся без умолка протяжный тоскливый голосок.
— Да что ты говоришь? — попробовал его перебить на четвертом повторе недоуменно-хрипящий голос.
— Явился странник, прорвал границы, — не реагируя на начавшийся диалог, повторил еще раз первый голос, и еще раз, и еще.
— Не прошло и сотни лет, — раздался комментарий разъясняющего голоса.
— Неизвестный странник прорвал границы, — внес было новую струю первый голос, но тут же опомнился, исправил ошибку и снова запел старую песню.
— Он прорвался, спутник королевы, — возвестил переливчатый голос. Еще не успело прозвучать его последнее слово, а эхо вовсю разносило предыдущие слова, усиливая и искажая.
— Да тот был совсем черный, — не согласился с ним весело-ворчливый голос, напоминавший сердящегося Петрушку, который вот-вот рассмеется.
— Нет, это он, — высказал свое мнение разъясняющий голос.
— Он, он, — подтвердил насмешливо-ехидный голосок, намеревающийся цепляться ко всем и ко всякому, словно репей.
— Явился странник, прорвал границы, — не умолкал вызывающий смутное отчаяние рефрен.
— Из мира людей, — развил тему переливчатый.
— Из! Из! Мира! Мира! Из мира! Людей! Мира людей! — подхватило его личное эхо.
— Да ну! — не поверил сомневающийся.
— Точно, — не вызывающим возражения голосом подтвердил переливчатый. Эхо тут же поддержало своего друга.
— Сумел прорваться? — все еще удивлялся недоверчивый.
— А почему нет? — добавил насмешливый.
— Явился странник. Прорвал границы, — первый голос не ведал усталости.
— И кто его сюда звал? — рассердился ворчливый.
— Королева! — выкрикнул переливчатый.
— Королева! — громогласно добавило эхо и разбилось на тысячи осколков.
— Королева? — вопрошал один из них.
— Королева, — снисходительно кивал другой. А на смену торопились третий, четвертый. Словно целый гарнизон укрывался в серых скалах.
— А мир уже совсем не тот, — начал разъясняющий. В его голосе то и дело проскальзывало старческое покашливание. — Королева то не здесь. И ничего он тут не отыщет, нет.
— Несчастный, — саркастически отозвался насмешливый.
— А может он тут был? — предположил кто-то новый.
— Явился странник, прорвал границы.
— Точно, сам видел, — согласился переливчатый с неутомимым певцом.
Ворчливый что-то сердито и неразборчиво бурчал. Отовсюду слышались смешки, бормотание и обрывки далеких разговоров. Смеялись, видимо, надо мной, и я стал чувствовать себя очень неловко. Конечно, нельзя было стоять столбом. А что надо делать? Ринуться на поиски насмешников? Но более неуловимого существа, чем призраки, мне еще не приходилось встречать.
Внезапно все голоса умолкли, даже тоскливый, словно в комнату, где оживленно болтали сотрудники, внезапно вошел начальник. Возможно, так и было. Здесь не шелестели листья, так как отсутствовали деревья. Остались в другом мире крики птиц, лай собак, гудение автомобилей. Кто-то еще суетливо копошился за ближайшим камнем, но тишина наступала. Окончательную победу ей не дал одержать белый силуэт, вынырнувший из темной щели.