В этот день они снова встретились у него. Был счастливый вечер, они наслаждались друг другом, и все вчерашние попытки заговорить о том, что у нее есть муж и что это нужно разрешить как-то, ведь он точно нелюбимый муж, иначе ничего бы не было, как-то сами собой провалились – они не затрагивали никаких деликатных тем. Одно только счастье было в этот день. Они просто карабкались на эту высокую гору. Счастье было и в последующие две недели.
После выходных, которые случились на третий день их встреч и в которые по понятным причинам они с Лаурой не смогли видеться, в понедельник ее муж улетел по рабочим делам в Москву. Чтобы не испытывать гостиничных неудобств и не расставаться, они наняли однокомнатную квартиру в Сочи, и оба в понедельник же туда переехали. Дом располагался в тупиковом переулке недалеко от вокзала, так что ему удобно было ездить утром на работу и скорее возвращаться из Красной Поляны к ней, чтобы проводить эти ценные вечера и длинные, уже к этому времени мартовские, ночи. Окна небольшого крытого балкончика выходили во двор. Двор был чистый и зеленый: вдоль всего дома в палисадниках росли кустовые розы, пальмы и даже гранатовое дерево, машин было немного, стояли они вдоль бетонной конструкции, защищавшей от эрозии. За этой толстой стеной на возвышении все было зелено – там находился какой-то парк. Среди деревьев парка в нескольких местах тянулись ввысь семейки стройных кипарисов. Любуясь зеленью парка, они часто разговаривали на этом балкончике вечерами.
Во вторую неделю их проживания в Сочи ясными ночами над темными очертаниями крон деревьев парка низко к горизонту висела пиала южного месяца. Каждую ночь она наполнялась: сначала была из тончайшего мраморного фарфора с заостренными концами, к концу же недели стала белым полумесяцем с темнеющими пятнами лунных кратеров. Однажды, выйдя вместе ночью на балкон, он, укрыв ее плечи пледом, сказал:
– Посмотри, какой месяц! А я привык его видеть вертикально. А здесь он перевернутый. Как и моя жизнь теперь перевернулась, благодаря тебе. – Он наклонился и поцеловал ее. Она с благодарностью приобняла его. Потом сказала, потупив глаза:
– Как я боюсь даже подумать о том времени, когда луна станет полной! Я, наверное, завою тогда.
– Мы не должны теперь расставаться. Я тебя люблю больше жизни! – сказал он.
– Это все сложно, – сказала она и глубоко-глубоко вздохнула.
За время проживания в Сочи они с Лаурой очень сблизились душевно. Они вспоминали свои детские впечатления, очень смеялись тому, что отношение ко многим из них у них одинаковое, говорили о литературе, о любви вообще и об их любви в частности. Ходили два раза в театр – на постановки по Васильеву и по Толстому. Ходили на вечерние и даже ночные прогулки в парк рядом с домом, там подолгу целовались, то и дело останавливаясь либо занимая какую-нибудь скамью. Каждую ночь наслаждались друг другом почти до утра. Готовили вместе, ели, пили вино. Уже после первой недели в Сочи он ни за что бы не поверил, если бы ему вдруг напомнили, что они с Лаурой знакомы всего ничего – он внутренне уверен был, что знает ее всю жизнь.
Прошли две счастливые недели. В пятницу возвращался ее муж. В четверг они съехали с сочинской квартиры: он вернулся в гостиницу, она – к себе домой в Адлер.
Перед ним снова возник вопрос: что теперь? К тому же, заканчивалась его работа на объекте и через неделю уже он должен был возвращаться домой в Нижний Новгород. Он решился в первый же день после выходных говорить с Лаурой об этом, уговорить ее бросить нелюбимого мужа и уйти к нему. Выходные тянулись безобразно долго. Он никуда не выходил, оставался в гостинице и извел себя ревностью к ее мужу. С подробностями зачем-то представлял, как тот вернулся из командировки, как поцеловал ее, обнял. Потом их разговоры, обеды, ужины, и как они легли в одну кровать под одно одеяло. Эти мысли невыносимо мучили его, и в то же время он не мог заставить себя остановиться и не думать об этом. При этом он даже не знал, кто ее муж, как его зовут, где он работает. Не знал даже, где они живут в Адлере и как они живут. В некоторые моменты ревность отпускала его, и тогда он жутко начинал скучать по Лауре, жаждал ее немедленного присутствия около себя. Очень странно, но все эти две недели они наслаждались друг другом, совершенно не затрагивая тему прошлого и будущего, за исключением того единственного случая, который я описал выше. Теперь же сама ситуация подталкивала его к этому разговору. Неопределенность давила и требовала разрешения.