Меня там, правда, не забывали. Изредка, по старой памяти, подкидывали халтуру – в коммерческом выпуске словаря русского языка. Заодно я исполнял функции «свежей головы». То есть отмечал для редактора сомнительные или не слишком удачные места.
Например, при одном из значений слова «встать» – «возникнуть, появиться, предстать» – составители дали выразительную газетную цитату: «Вопрос на повестке несколько раз поднимался, но так и не встал».
Литературные заработки упорно не желали отличаться сладким завидным постоянством.
Фактически, последние месяцы я сидел на шее жены. И в благодарность, как мог, крутился по дому. Варил обед, мыл посуду, ходил в магазин. Даже вязал на машинке. Отдельными вечерами тянулся к уютной семейной обстановке. В общем, изо всех сил облегчал кормилице существование.
У нас получалась семья наоборот. И даже скандалы были необычными. Так, однажды супруга сурово ругала меня за то, что в доме не оказалось свеклы…
Правда, разговор быстро вошел в нормальное привычное русло.
– Какие-то бабы тебе звонят. Я поднимаю трубку – а они молчат. Почему они молчат?
– А почему ты думаешь, что это бабы, если они молчат?
Мы, не сдерживаясь, говорили друг другу мелкие злобные гадости. Потом обиженно расходились по углам. Еще потом вяло и безнадежно мирились.
Я нормально общаюсь с людьми любого уровня.
Моими добрыми соседями по коммуналкам были алкоголики и скандалисты – как художественно одаренные, так и без особых признаков другого таланта. Я пел блатные песни Эдне Цветовой. В армии на гауптвахте делил камеру с дезертиром и убийцей. Он ждал отправки в трибунал. Мы всю ночь говорили о музыке «Битлз» и случайных половых связях.
Мне трудно ужиться только с любимыми женщинами.
Может быть потому, что с годами мы требуем от них слишком многого? Разучились прощать их когда-то милые сердцу недостатки?
В свободное от ссор и домашнего хозяйства время я пытался исправиться. Искал работу по заманчивым газетным объявлениям.
В ответ приходили конверты с бланками анкет и просьбами выслать указанную сумму в адрес фирмы-посредника. Я с печалью на челе отправлял их в мусорное ведро.
Утешало, что кто-то еще мечтал на мне нажиться. Для кого-то я по-прежнему представлял жгучий промысловый интерес. И, стало быть, пока не опустился на самое дно.
Через знакомых, по цепочке телефонных звонков, мелькнула сладкая возможность преподавать азы русской речи доверчивым валютным китайцам. Но в последний момент все сорвалось. Массовость богатых китайцев в Петербурге не достигла ожидаемого уровня. От моих услуг вежливо отказались.
К городу подбиралась зима. Зверствовал холодный ветер, и на улицах под ногами хлюпали коричневые заледеневшие листья. В транспорте чаще обычного чихали и сморкались.
Я не торопил события, они пришли сами.
Таить в себе приятное известие чрезвычайно сложно. Тем более от самых что ни на есть родных и близких. Хочется, чтоб именно они наконец-то поняли, какой ты умный, талантливый и замечательный. А не просто раздолбай для внутреннего употребления.
Жена тут же заняла круговую оборону у телефона.
Ей нужно было срочно обзвонить многочисленных подруг. И каждой в доступной форме сообщить, что из меня вышел хоть какой-то толк. Что сбылась простая российская женская мечта – суп жиденький, но питательный, муж худенький, но старательный.
– Алло, – говорила Татьяна. – Добрый день. Вас приветствует супруга лауреата конкурса «Лучшие песни года». Конечно серьезно, какие шутки?! Витю должны снимать в Москве. Я тоже считаю, что лучше показать нас обоих. Можно и одну меня. Нет, он не поедет. Мы сейчас без денег.
И так много-много раз подряд.
Новость расходилась, как круги по воде. Мне передавали поздравления. Советовали не сбавлять оборотов и неутомимо ковать, пока горячо. Зашедшая размять язык соседка поцеловала в щеку.
Я начинал ощущать сладкое бремя заслуженной популярности.
Успех – штука капризная. Порою прямо-таки не знаешь, откуда его ждать.
Для баснописца Юрия Райха самые золотые мгновения вообще пришлись на концерт в исправительно-трудовой колонии. Юра бездумно начал выступление строчкой:
– В одном дворе начальник был Петух…
За точность не ручаюсь, но что-то в этом роде.
Радости заключенных не было предела. Они расценили фразу по-своему. В специфическом жаргонном смысле. Да еще и по отношению к начальнику. И устроили Райху оглушительную овацию, полную взаимопонимания и восторга. Он несколько раз начинал читать ту же басню – и после первой фразы чтение вновь прерывали бурные одобрительные аплодисменты.
В конце концов, Райх, так ничего больше и не исполнив, под громовые рукоплескания торжественно ушел со сцены. А остальным выступающим не досталось и десятой доли его заслуженного успеха. На всех.
Через день подруги жены наконец-то исчерпались. И очередь звонить естественным образом дошла до меня.
Мужчины говорят по телефону совершенно иначе, чем женщины. Они, в основном, стараются поделиться информацией. А женщины, в основном, стараются передать нахлынувшие чувства.
Со стороны любо-дорого наблюдать, когда жена сорок минут воркует по телефону, используя набор одних и тех же не самых выразительных слов:
– Да. Да. Конечно. Нет, ну что ты. Да. Конечно. Да…
Сразу представляешь, как далекая невидимая собеседница курлычет в ответ абсолютно то же самое:
– Да. Конечно. Да. Нет, что ты. Конечно…
И этим достигается полное взаимопонимание. То есть главная цель любого общения.
Я разыскал в записной книжке номера полузабытых приятелей. Тех, кого чуть было не растерял на ухабистом жизненном пути. Мы не созванивались годами, потому что не было повода сообщить друг другу что-то принципиально новое. И теперь имели шанс воссоединить порушенную связь.
На другом конце провода болели, выходили замуж, устраивали ребенка в престижный теннисный класс. С дежурной задушевностью задавали главный вопрос о материальных перспективах.
Я, не вдаваясь в интимные подробности, откликался, что они пока крайне туманные. Работы нет. Денег тоже. Плюс тяготит ощущение собственной ненужности.