— Пустяки! — отмахнулся староста здоровой рукой. — Так, царапнуло малость… Но я тому гаду тоже! — и он угрожающе потряс над головой увесистым кулаком. Посмотрел на меня.
— Ты как?
— Со мной все в порядке. Хо, что с охраной?
Старик устало оперся на ствол своего грозного карабина. Слегка наклонил голову:
— Все кончено! Мы победили их!
В это время кто-то направил прожектор на вышке в нашу сторону, и все мы смогли увидеть другую половину лагеря за забором, где были женщины. Напуганные ночной перестрелкой не меньше остальных заключенных, они сбились около барака, пытаясь укрыться под шатким навесом. Я приник к колючей проволоке, с замиранием сердца всматриваясь в темные женские фигуры, но Юли среди них не было. Неужели с ней что-то случилось? Неужели она случайно попала под шальную пулю, и теперь навсегда и безвозвратно потеряна для меня? Теперь, когда мы, наконец, одержали победу!..
В отчаянии, царапая в кровь руки, я принялся ломать колючую стену, стремясь перебраться через забор. Видя мое волнение, на помощь мне пришли мои товарищи, и остальные заключенные. Совместными усилиями мы повалили целый пролет забора, и я, спотыкаясь и выкрикивая имя жены, бросился к бараку, чувствуя, как бешено, колотится мое сердце. И тут, казалось, судьба сжалилась надо мной. Я увидел ее — живую, испуганную и взволнованную не меньше меня. И сердце мое радостно взлетело к небу, благодаря его за чудо.
Она бежала мне навстречу, спотыкаясь и падая, не обращая внимания на разбитые колени. Через минуту я подхватил ее в свои объятия — обессиленную, измученную, такую родную и любимую! Крепко-крепко прижал ее к своей груди, зарывшись лицом в ее пыльные волосы. Когда она подняла ко мне свое лицо, я увидел ее глаза — море счастья и безудержных слез.
— Юленька!.. Милая!.. Родная моя!..
Я целовал ее лицо, ее соленые от слез глаза и горячие щеки, ее дрожащие губы.
— Жизнь моя!.. Сердце мое!..
— Максим… — захлебываясь рыданиями, простонала она, ненасытно всматриваясь в мои глаза, словно пытаясь раствориться в них, унестись на просторы далекой, родной планеты, где мы были так счастливы. — Максим… я люблю тебя!
Неожиданно тело ее ослабло, и я почувствовал, как она падает без чувств на землю. Подхватил ее на руки — легкую, как пушинку — и понес к воротам, к выходу из этого ада, где ей было не место. Голова ее безвольно упала на мое плечо, темные круги лежали вокруг глаз, сухие, потрескавшиеся на ветру, губы были плотно сжаты. Безмерная боль и страдание сквозили в каждой черточке ее лица. И сердце мое обливалось кровью от сознания того, что нельзя повернуть время вспять, что именно я был виновен во всех ее страданиях, и что не уберег ее от всех этих несчастий и мук. Но теперь все будет иначе! Теперь ни один волос не упадет с ее головы! Теперь мы снова вместе и не расстанемся больше никогда, пока живительный огонь Храма Памяти не вознесет наш прах к вечным звездам!
Я нес свою любимую к воротам этого проклятого лагеря, и сотни сочувствующих глаз провожали меня. Люди, перенесшие ужасы заточения, пытки и унижения, умели сопереживать чужому горю и радоваться чужому счастью. Тяжелые испытания, выпавшие на их долю, очистили их души, вознеся их над всем остальным миром, полным жестокой, бессмысленной борьбы и алчного стяжательства власти. Эти люди теперь были в силах изменить этот мир!
Глава одиннадцатая Лицом к солнцу
Десятки костров, источавших жаркое пламя, клубили над лесом смолистый сизый дым, поднимавшийся к верхушкам деревьев, залитых лучами закатного солнца. Мастеровито срубленные из коричневых толстых стволов домики с плоскими крышами занимали все пространство обширной лесной поляны на склоне скалистого холма, с востока, к которой примыкала широкая вырубка, обнесенная высоким частоколом. Дружный стук вибротопоров и визг ультрачастотных пил говорил о спорой работе старателей, возводивших на краю вырубки большие приземистые дома.
Я остановился невдалеке, наблюдая за тем, как свежеобтесаные бревна ложатся одно на другое, как Стоян и Гвоздь тщательно подгоняют зазоры между ними. Откуда-то с востока, перекрывая стук топоров, родился, усиливаясь с каждой минутой, низкий вибрирующий звук. Я задрал голову, глядя в сторону садящегося солнца: над лесом, блестя обшивкой, появился грузовой гравиплан, сделал круг, заходя на посадку. Топоры смолкли — старатели, задрав головы к небу, следили за тем, как серебристый каплевидный аппарат осторожно опускается на поляну. Рокот посадочных двигателей отдавался глухим эхо в глубине леса. Спустя минуту все стихло, и из распахнувшегося люка на землю соскочил довольно улыбающийся Рэд Ван. Я поспешил ему навстречу.