Выбрать главу

— Конечно… — промямлил сержант, виновато опуская голову под моим пристальным взглядом.

— Ладно, — примирительно сказал я. — Свяжитесь со своим начальством и сообщите обо мне. Я не хочу, чтобы вам влетело из-за меня.

Сержант растерянно оглянулся назад, и снова попытался вытянуться по стойке «смирно».

— Виноват! Связаться нельзя. Нет связи со штабом… уже третий день.

— Замечательно! И что же теперь прикажите делать мне? Торчать здесь неизвестно сколько, пока не восстановят связь? Где находится ваш штаб?

— В пяти кварталах отсюда, к югу, — охотно ответил сержант, явно обрадованный возможностью избавиться от меня. — Нужно ехать в этом направлении…

Он указал дорогу, облизывая пересохшие губы. Крупные капли пота катились по его лбу, разъедая глаза, но он не решался отереть лицо.

— Хорошо. Я сам поеду в штаб и получу это ваше разрешение! — решительно заявил я. Внимательно наблюдая за его реакцией. Но он, судя по всему, не возражал.

Вернувшись к магнитору. Я быстро сел за управление и резко взяв с места, промчался под услужливо поднятый шлагбаум. На экране заднего обзора было видно, как сержант из охраны облегченно отирает рукавом вспотевшее лицо, провожая меня долгим взглядом. Сделав для видимости небольшой крюк в указанном направлении и миновав несколько полуразрушенных кварталов, я, наконец, выехал на пустынный проспект Цы-Син, выходивший прямиком к центру города. Позади остались мрачные развалины приземистых одноэтажных домиков на узких улочках, заваленных битым камнем, искореженным железом и всевозможным мусором. Здесь же, на проспекте, чудом, уцелевшие дома, сложенные из ноздреватого белого камня, одиноко возвышались вдоль дороги, кое-где обнесенные изгородями из корявых колючих кустов. Черные свечи обугленных деревьев, когда-то стоявших в тенистых аллеях, вздымали в пышущее жаром небо сотни кривых ветвей, словно прося о помощи. Неослабевающий ветер гнал вдоль улиц сорванные с домов лозунги. Голубые ленты их застревали в ветвях мертвых деревьев и змеились в конвульсивных судорогах на ветру. Нигде не было видно ни одной живой души.

Я посмотрел на Хо. Он сидел молча, печально взирая на арочные окна домов, черневшие непроглядной темнотой. Когда-то за этими окнами цвела жизнь, слышались голоса и смех детей, было чье-то счастье и печаль… Сейчас же они были безжизненно пусты. Седые брови Хо с каждой минутой хмурились все больше.

— Печальное зрелище, — наконец, тихо произнес он. — Когда-то этот город был красивейшим на планете. Здесь прошла моя молодость… И что я вижу теперь? — Он недоуменно посмотрел на меня.

— Вы слишком много времени провели в своем затворничестве, — сказал я. — Мир сильно изменился со времени вашей молодости.

— Да, — вздохнул Хо, — и не в лучшую сторону! Вся планета лежит в руинах, как одно большое пепелище… Города сожжены и покинуты, люди ввергнуты в нищету еще большую, чем когда-либо при прежних режимах. И ради чего все это? Ради каких великих идеалов нужно было уничтожать все, что создавалось кропотливым трудом множества поколений, на протяжении сотен веков? Кому все это было нужно? Чья бездумная рука направляла все это безумство?

— Вот им! — сказал я, указывая вперед, где посередине проспекта высился громадный постамент, на котором рука об руку шествовали трое революционных вождей.

Хо взглянул в указанном направлении.

Кровавый отлив высоко стоявшего солнца, полыхавший в отшлифованной черноте металла только подчеркивал грозную непреклонность литых фигур. Голубые ленты лозунгов беспомощно трепались на ветру у огромных ног вождей, а ниже, прямо на черном камне пьедестала, какой-то отчаянный смельчак начертал белой краской слово: «палачи!»

— Вы же сами сравнивали эту революцию с испепеляющей лавой, — снова заговорил я, видя, как Хо нахмурился еще больше. — И вы были тысячу раз правы! Мы на Земле не представляли себе, что все может так обернуться для народа Гивеи. Слишком огромные расстояния — пространственные и временные — разделяют нас, и слишком по-разному мы смотрим на мир, на свое место в нем. Я и сам, находясь здесь, до последней минуты был уверен, что все произошедшее и происходящее на Гивее делается ради блага людей, и мой долг всемерно помогать революционным преобразованиям на этой планете… Только теперь я понял, как глубоко заблуждался в своих взглядах. Мне нужно было гораздо раньше рассмотреть за показными лозунгами и речами, страшное лицо вашей революции…

— Вы, на Земле, как большие дети, — грустно заметил Хо, выслушав меня. — Вы живете в счастливом и светлом обществе, и считаете, что мир вокруг должен быть таким же прекрасным и добрым. Вы верите в честность и благородство людей, потому что сами честны и благородны. Но другие миры не всегда такие, какими их хотелось бы видеть вам…