– Сима! – распорядилась Клава. – За лопатами. Веревку возьми.
Сима не донесла лопат до Бурковой. По пути ребята нетерпеливо расхватали лопаты. Широкими сильными взмахами они разгребали снег вокруг щупов.
Сперва яма росла быстро. Потом рыхлые стенки стали осыпаться: копать сухой снег все равно что черпать воду лопатой. Яма расширялась, но почти не углублялась.
– Стойте! – Вася снял вязаную шапочку, вытер влажное от пота лицо, лоб. – Так мы и к утру не доберемся. Давайте я нырну вниз.
– Нырнешь?
– Именно, – кивнул Вася. – Опущусь в снег и вытащу их наверх.
Васю обвязали веревкой. Он отстегнул крепления лыж, сошел в рыхлый снег и сразу погрузился в него выше колен. Резко работая ногами и туловищем, Вася зарывался все глубже и скоро ушел в сугроб по грудь.
– Есть! – восторженно закричал он. – Живой! За ногу ухватил.
– Тащи, тащи! – нетерпеливо кричали сверху. – Давай его на-гора!
Вася попробовал достать засыпанного рукой.
– Не ухватить, – с огорчением произнес он. – Глубоко. Придется с головой нырять.
– Погоди. – Буркова сняла с себя шерстяной шарф, завязала лицо Васи. – Ныряй.
Вася рывком присел, несколько энергичных движений руками и корпусом – и он скрылся в сугробе с головой. На месте, где только что виднелось его раскрасневшееся лицо, слегка шевелился снег. Клава крепче намотала на руку конец веревки, к которой был привязан Вася. Стараясь не выдавать растущего волнения, она говорила отрывистыми, короткими фразами.
Люся успела сбегать к лодочке за аптечкой и спиртом, а веревка висела по-прежнему вяло.
– Что он там?.. – не выдержал кто-то за спиной Клавы. – Загорает?
Клава не ответила. Глаза девушки не отрывались от ямы.
Глядя на старшую, притихли и остальные.
Один лишь ветер не унимался, осыпал зябко съежившихся спасателей мелким снежком.
Дно ямы приподнялось. Появился облепленный снегом Вася.
– Тяните! – прохрипел он.
– Давайте, ребята! – подхватила Буркова. – Легче, легче. Без рывков.
Пока Вася выкарабкивался из ямы и вставал на лыжи, из сугроба вытащили Саню вместе с рюкзаком. Ему помогли выбраться наверх, отряхнули от снега. Он ошалело хлопал заснеженными ресницами и не мог ответить на самые простые вопросы: где Крестовников и Шихов, в какой стороне их искать?
– Ребя-ата!.. Ре-е-бя-ата! – бормотал Саня, стаскивая трясущимися руками рюкзак. – Ни-ич-чего я не-е зна-аю. Ни-и-чего не ви-идел. Чу-уть не за-адохся.
– Чего это он? – прошептал Вася. – Заикается!
– Тебя бы сунуть головой в сугроб на полдня, – рассердилась Сима, – еще не так заикался бы!
– Помогите ему добраться до спального мешка. Пусть отогреется.
По тону Бурковой все поняли, что рано обрадовались. Поиски далеко еще не закончены. А вид Сани, его неожиданное косноязычие усилили притихшие было опасения за участь Крестовникова и Шихова.
Большая луна поднялась над хребтом, высеребрила снежные наплывы на вершине.
Теперь работали молча. И работать в темноте становилось все труднее. Короткая передышка, и снова спасатели, осторожно вгоняя в снег щупы, медленно продвигались вдоль скрытой под сугробом каменной стены. Но она круто оборвалась. Все остановились в недоумении.
– Может, проскочили их как-то? – неуверенно спросил Вася.
– Люся! – позвала Буркова. – Включи приемник.
– Мы пропустили сеанс, пока поднимали Саню.
– Сколько же осталось до следующего сеанса?
– Минут десять.
– Включай.
В густеющем сумраке не видно было ни приемника, ни рук Люси. И оттого, что все придвинулись к ней, сомкнулись плотным кольцом в маленьком кругу, стало еще темнее.
Из приемника вначале послышалось лишь невнятное бормотание. Но постепенно голос стал четче:
– ...Куда вы ушли? Еще раз спрашиваю: почему вы ушли? Мы вас слышали совсем близко. Потом вы удалились и больше не приближаетесь. Почти полчаса стоите на месте. Почему? Слышите ли вы меня? Еще раз прошу: если слышите, крикните три раза любое слово. Вас я хоть и очень плохо, но слышу. Жду вашего голоса. Жду. Отвечайте.
Буркова подняла обе руки:
– Ребята!.. Три-четыре!
Семь молодых голосов четко прокричали:
– Слы-шим! Слы-шим! Слы-шим!
Горное эхо подхватило крик, понесло в лощину, повторяя на разные голоса – гулкие, воющие, поющие.
– Я вас слышу, – ответил приемник. – Но плохо. Очень плохо. Слушайте меня внимательно. Двигайтесь и кричите. А я буду говорить, приближаетесь вы или уходите. Начинайте. Жду.
Цепочка спасателей двинулась вдоль обрыва. Последней шла Люся. Включенный приемник она держала на руках. Из динамика слышалось тяжелое, как у больного, дыхание.
Вот Клава остановилась, подождала, пока подтянулись отставшие. Взмахнула рукой.
И снова загремело в горах, темнеющих, пустынных:
– Слы-шим! Слы-шим! Слы-шим!
– Удаляетесь. – Голос Крестовникова звучал менее хрипло. В нем появилась уверенность. – Повернитесь и пройдите немного в противоположную сторону.
Спасатели повернули. Миновали место, где они начали поиск, сделали еще несколько шагов.
– Голоса стали яснее, – ответил приемник. – Двигайтесь в том же направлении.
Перекличка спасателей и Крестовникова продолжалась, пока приемник не произнес:
– Слышу вас почти над головой. Сделайте еще два-три шага влево.
Следующий ответ Крестовникова был короток:
– Здесь. Стойте.
Вася и Сима взялись за щупы. Они вгоняли в сугроб дюралевые трубки осторожно, боясь задеть голову или лицо ожидающих помощи.
– Есть! – взвизгнула от восторга Сима. – Держит щуп! Держи-ит.
– Держит щуп Шихов, – сказал стоящий в стороне приемник. – Не шумите. Слушайте меня внимательно. Откапывать нас слишком долго и трудно. Не знаю, хватит ли у вас на это сноровки и сил. Спустите нам лучше на втором щупе веревку, а потом вытащите. Поняли меня?
– Поняли, – ответила за всех Буркова.
– Жду веревку, – повторил приемник. – Рацию свертываю.
Буркова отстранила от еле приметной в лунном сумраке ямки Симу и Васю, сама закрепила веревку мертвым узлом на конце щупа и опустила его в снег.
Первым вытащили из сугроба Крестовникова.
– Спасибо, – еле слышно произнес он и повалился на снег. – Не трогайте меня. Нога... – И, избегая расспросов, предупредил: – Шихова поднимайте осторожно. Он с рацией.
После долгого пребывания в абсолютной темноте свет полной луны показался Крестовникову нестерпимо ярким, резал глаза. Кружилась голова. Хотелось двигаться, размять онемевшее тело. Он попытался сесть, и снова резко напомнила о себе больная нога. Потом он увидел серебристый склон, за ним, внизу, темную лощину с мерцающими огоньками, обступивших его спасателей.
Пока Буркова спускала в сугроб веревку, рядом со щупом из снега поднялся конец лыжи. За ним выглянула и вторая лыжа.
Шихова тащили долго и трудно. Он берег рацию, и это мешало спасателям. Порой казалось, что он упирается. Когда его наконец вытянули, он походил на деда-мороза; только вместо привычного посоха в его руке была лыжная палка, а на груди покачивалась кинокамера.
Шихов встал на заботливо придвинутые к нему лыжи и сокрушенно покачал головой:
– Никак не мог вторую палку найти. Я ее высунул из-под снега. Вы не видели?..
– Ну ее... вашу палку! – воскликнула сияющая от радости Буркова.
– Не ну! – озабоченно покачал головой Шихов. – Нам еще придется спускаться. С горы! В темноте...
Он увидел лежащего в стороне Крестовникова и, оборвав фразу, подошел к нему.
– Ногу ломит... – сказал Крестовников, – уже в колене.
– Ничего! – улыбнулась Клава. – Мы вас в лодочке в поселок доставим.
– Вы захватили лодочку? – оживился Крестовников. – Отлично...
Огромный багровый сполох раскрылся в лощине, взметнул черно-белые тяжелые клубы. Розовые отсветы окрасили скалу на вершине, заколыхались на склоне и острой грани плоского камня.