— Несмотря на все мое почтение и глубокое уважение к вашему скончавшемуся мужу…
— Убитому мужу, — любезно, но с каменным лицом, перебила его гранд-дама.
— К вашему супругу, сударыня… несмотря на мое глубокое уважение, должен со всей откровенностью признаться, что я в интересах завода не могу одобрить готовящееся решение. Я должен это сказать, чтобы потом меня не упрекнули…
— В чем, господин Гебхардт? Вы сотрудник фирмы Бёмера, многолетний и заслуженный работник. После вступления в силу договора вам придется считаться с господином Шнайдером как с директором завода и сотрудничать с ним на основе полного доверия, так же как вы работали с моим мужем.
— Я уже сорок лет в этой фирме, госпожа Бёмер, и, не желая себя выпячивать, скажу, что был своего рода доверенным лицом вашего мужа. Я не хочу подвергать сомнению его последнюю волю…
— Давайте ближе к делу. Чего вы добиваетесь? — У гранд-дамы лопалось терпение.
— Я хочу только знать, кто станет моим шефом? Только и всего. Это надо выяснить. Не так ли? Я должен знать, кому буду подчиняться.
Воцарилось молчание, потом гранд-дама рассмеялась.
— Кто станет вашим шефом? Это единственное, что вас волнует?
— Сударыня, я не вижу в этом ничего смешного, я хочу уточнить, у кого будут полномочия. Не скрою: для меня было бы неприемлемо, если бы глубоко уважаемый мной господин Шнайдер лишь один имел право отдавать распоряжения.
— Сколько вам сейчас лет, господин Гебхардт?
— Почти шестьдесят. А что?
— Насколько мне известно, вы могли бы вскоре выйти на пенсию, через три или четыре года. Вы можете, конечно, оставаться и до шестидесяти пяти лет, если пожелаете.
Гебхардт изменился в лице, он хватался в поисках опоры за спинку кресла и растерянно глядел на гранд-даму.
— Поймите меня правильно, господин Гебхардт. Мы ни в коем случае не хотим от вас избавиться. Ваш опыт и ваша осмотрительность бесценны. Но господин Шнайдер будет директором завода с неограниченными полномочиями, он подотчетен только мне, стало быть, вы подотчетны ему. Но вот чего я не забуду и что самым решительным образом осуждаю, так это вашу роль на предварительных переговорах с господином Шнайдером и господином Вольфом. Вы обманули мое доверие и доверие моего мужа. Вам следовало бы отговорить моих сыновей от этого шага.
— Ваши сыновья дали мне такое указание, а доктор Паульс вызвал меня и сказал, что участие в переговорах с господином Шнайдером и господином Вольфом обязательно. Речь пойдет о судьбе фирмы.
— Вон там на письменном столе телефонный аппарат, вы могли позвонить мне в Авиньон.
— Допустим, сударыня, — возразил Гебхардт, — что персонал не согласится признать господина Шнайдера представителем ваших интересов, допустим, что персонал откажет ему в доверии и захочет другого директора, ведь теоретически это вполне возможно, не так ли?
Гранд-дама даже не постаралась скрыть недоумение. Прошло какое-то время, пока она взяла себя в руки и поднялась из-за стола.
— Совершенно правильно, господин Гебхардт, такая возможность в договорах не зафиксирована, но я распоряжусь, чтобы ее предусмотрели. Но вы забыли об одном: господин Шнайдер выполняет свои функции не потому, что он избран персоналом, он специально назначен для этого моим мужем, такова воля завещателя. При том доверии, которым пользовался господин Шнайдер у моего мужа и пользуется у персонала, всякие дискуссии излишни. Только если господин Шнайдер — как и любой из нас — выйдет из строя по причине несчастного случая, болезни или смерти, придется выбирать нового директора. До тех пор вы останетесь прокуристом с ограниченными полномочиями, если только не захотите уйти досрочно… Благодарю всех. А вас, господин Шнайдер, прошу остаться.
Она протянула мне руку и кивнула Гебхардту, который догнал меня уже за дверью. В конце коридора перед своим кабинетом он крепко схватил меня за руку и прошептал, словно раскрывая какую-то тайну:
— Поверьте мне, господин Вольф, эта женщина и господин Шнайдер такого нахозяйничают, уж я-то знаю и не хочу быть могильщиком.
— Вы не любите господина Шнайдера?
— Дело не в симпатии или антипатии, дело в принципах. Разве вы не чувствуете, что Шнайдер замаскированный коммунист? Я не боюсь сказать об этом, потому что знаю его лет двадцать. Он достаточно хитер, чтобы открыто признать свою принадлежность к компартии, он член СДПГ. Это безобидно. Поверьте мне, умные коммунисты числятся в СДПГ. Поэтому Шнайдера не схватишь, поэтому он опаснее, чем партия, к которой он принадлежит. Гранд-дама живет большей частью во Франции и не имеет ни малейшего представления о том, что у нас здесь действительно происходит. А я, видите ли, должен досрочно уйти на пенсию, я, который сорок лет жизни пожертвовал этому предприятию. Правильно говорится: берегитесь наследников, они в тысячу раз хуже основателей.