Я положил бинокль на садовый столик, затянул потуже пояс купального халата и прямо в домашних туфлях побежал вниз, к церкви.
Несмотря на ранний час, на площади перед церковью уже стояло с десяток людей, которые пристально смотрели наверх. Старик пенсионер, с которым я часто встречался в пивной, подошел ко мне и сказал:
— Надо же, повесился. Прямо в церкви. Ничего святого у людей нет, штрафовать за это надо.
На какой-то миг меня заняла мысль, как можно оштрафовать покойника, но я тут же откликнулся:
— Надо известить полицию.
— Уже известили. Я первый обнаружил покойника. С четырех утра не мог больше уснуть.
Старик выжидающе огляделся. Одна молодая женщина плакала, закрыв лицо руками, на ближайшем магистральном шоссе взвизгивали автомобильные шины. Церковную колокольню хорошо было видно с автострады, по утрам и вечерам мимо без конца проезжали жители загородных поселков.
На холме, возле водонапорной башни, которая снизу казалась огромным яйцом на ходулях, я заметил синие вспышки, которые то появлялись, то исчезали; через несколько минут на площади перед церковью остановилась полицейская машина. Из нее вышли два сотрудника и как бы в испуге огляделись по сторонам; к ним поспешно подбежал пенсионер и взволнованно показал наверх, на колокольню.
Полицейский помоложе, лет двадцати с небольшим, тихо сказал:
— Что только не приходит людям в голову. Если так и дальше пойдет, уволюсь со службы. Каждый день покойники, этого ни один человек не выдержит.
Я тихо ушел. Мне вдруг стало стыдно, что я опустился до уровня зевак, хотя мне было известно больше, чем всем остальным.
Дома я достал из шкафа свой фотоаппарат, прикрепил к нему телеобъектив, уселся на террасе в плетеное кресло и несколько раз сфотографировал человека на колокольне. Я не заметил, как рядом оказалась Криста.
— Что это ты фотографируешь в такую рань? Не хочешь ли приготовить завтрак? — спросила она.
Я услышал, как она прошаркала по клинкеру по направлению к дому, остановилась и повернула обратно. Потом подошла сзади и положила руки мне на плечи.
Я сидел, будто окаменев, боялся даже вздохнуть. Криста нерешительно взяла со столика бинокль, поднесла его к глазам и посмотрела вверх, на колокольню. И тут же бинокль грохнулся на клинкер и разбился у моих ног.
— Как ты можешь так безучастно сидеть здесь и фотографировать? — простонала она. — Что же ты за человек!
— Может, мне надо пойти, подняться на колокольню и срезать его с петли? Но это сделают пожарники, полиция уже прибыла.
Я умолчал о том, что уже был там, внизу. Мне страшно было признаться ей в этом, но я не понимал почему.
Потом я наблюдал за тем, как из пожарной машины поднялась вверх длинная лестница, как двое пожарных полезли по ней и срезали или отвязали покойника. Я только удивился, что они приставили лестницу снаружи, а не поднялись по колокольне изнутри.
Я испытывал страх и не знал отчего.
На другой день местные газеты были полны материалов о добровольном уходе из жизни — слово «самоубийство» не употреблялось — предпринимателя Хайнриха Бёмера. Его, как писали газеты, любили и ценили, он был выдающейся личностью, его знали как благородного мецената культурных и социальных учреждений нашего города, хотя сам он редко принимал участие в общественной жизни. Он успешно вел свое образцовое предприятие через все экономические мели и рифы, поэтому его добровольный уход из жизни более чем загадочен: во-первых, сама его смерть, во-вторых, необычное ее место. Предприятие процветает, сам шестидесятилетний владелец духовно и физически был в прекрасной форме, что единодушно подтвердили все опрошенные, в первую очередь те, кто повседневно имел с ним дело. В этой связи вспомнились также не выясненные до сих пор происшествия на его вилле в прошлом году, которые вынудили Бёмера покорно покинуть свой прекрасный особняк в долине Рура. Его жену, которая по обыкновению находилась в Авиньоне, в Южной Франции, уже известили, обоих его сыновей, как заявил прокурист Гебхардт, давнее доверенное лицо Хайнриха Бёмера, еще не разыскали. Оба они находятся в туристской поездке по Северной Америке. Гебхардт отправил по маршруту телеграммы на их имена, однако ответа еще не поступало.
На другой день, когда я доставал утром из почтового ящика газеты, мне бросился в глаза напечатанный жирным шрифтом и подчеркнутый красной чертой заголовок: «Хайнрих Бёмер — жертва преступления». Чуть пониже мелкими буквами было набрано: «Есть ли связь с прошлогодними событиями на его вилле?»