— Не беспокойся из-за этого, — ответил я. — Завод, между прочим, не продадут, модель Бёмера будет осуществлена.
— Ах, — воскликнула Криста и удивленно взглянула на меня. — И от кого ты это узнал?
— От гранд-дамы самолично. Сегодня после обеда я был на совещании на заводе. Приглашение я получил три дня назад, но забыл тебе сказать. Создано правление, куда вошел и я, хотя не знаю пока, чем буду там заниматься. Скоро созовут общее собрание заводчан, чтобы «благословить» модель.
Криста медленно подошла ко мне, остановившись в полуметре. И с каким-то испугом спросила охрипшим голосом:
— Ты был на этом совещании? И скрыл от меня? Забыл мне сказать? И я должна тебе поверить? Эдмунд, я тебя предупреждаю: ты впутываешься в какую-то историю, а потом будешь горько сожалеть об этом… Но таким образом я хоть раз узнаю что-то от тебя, а не от близнецов.
Криста отвернулась и пошла к лестнице.
Когда она поднималась в спальню, зазвонил телефон.
— Какая-нибудь неприятность, по звонку слышу, — крикнула она. — В такое время звонят только идиоты или пьянчуги.
Я слышал, как она закрывала за собой дверь в ванную; а когда дверь защелкнулась, поднял трубку и назвался.
Чей-то голос медленно и четко произнес: «Откажитесь, пока не поздно. Не принимайте предложения Хайнриха Бёмера. Если устранитесь, сможете вести спокойную жизнь. Мы не мелочны, шестизначная сумма вам гарантирована. Но помните: из вашего дома хорошо видна церковная колокольня».
Звонивший повесил трубку.
На свой страх и риск, поскольку Криста могла опять спуститься в гостиную и обрушиться на меня с упреками, я принес из подвала бутылку красного вина. Когда я открывал ее на кухне, то услышал, как Криста вышла из ванной, прошлепала по коридору и закрыла за собой дверь в спальню.
На диване в гостиной я пил маленькими глотками вино и пытался разгадать, кто звонил. Этот голос я уже однажды слышал, но где, при каких обстоятельствах? Я представлял себе разные лица, разные голоса, и, когда, казалось, почти угадал, кому принадлежал голос, снова зазвонил телефон. Было уже далеко за полночь.
— Вам сейчас звонили? — спросил Шнайдер.
— Да, почти час назад.
— Звонивший предлагал вам шестизначную сумму?
— Да, шестизначную.
— Это не ночные проделки. Мне он сделал такое же предложение. Все зашевелилось раньше, чем я думал. Теперь им надо торопиться, поэтому и вылезли из своих щелей. Никто из них не принимал в расчет гранд-даму, и теперь они хотят поймать нас на приманку, переманивают, как в футболе. Завод хотят продать, модель Бёмера сдать в архив, а мы им мешаем. Вы не могли бы зайти завтра вечером ко мне домой? В семь?
— Да, конечно.
— Ну тогда до завтра.
Я оставался в гостиной, пока не осушил всю бутылку. Я захмелел, ноги мои отяжелели, потолок в комнате закружился. И все-таки я попытался еще раз вспомнить, кто же это мог звонить. Я знал, что однажды уже встречался с этим человеком, однажды уже слышал этот голос.
Слегка пошатываясь, я поднялся по лестнице в спальню. Криста крепко спала, ее лицо дышало умиротворением.
Шнайдер открыл мне дверь, вид у него был, как и у его квартиры, неопрятный и мрачный, к тому же от него разило шнапсом. Не поздоровавшись, он пропустил меня и показал на коричневое кресло из искусственной кожи с засаленной спинкой.
— Если вас утвердят директором, вам здесь жить нельзя, — сказал я. — Это уронит престиж фирмы.
— Вы правы, — ответил он. — Я обитаю в жуткой дыре. Незнакомые могут подумать, что я свинья. У меня нет ни малейшей склонности к домашней работе, но из-за этого привести в дом женщину — нет. Лучше я останусь один, хотя меня и тошнит от грязи. Не смотрите на меня так изумленно, я только что вернулся с работы. Позавчера здесь была моя жена, она сидела на вашем месте и ревмя ревела, потому что ее полицейский, с которым она тогда сбежала, попал в тюрьму и не имеет даже права на условное освобождение. Она требовала, чтобы я чинно и благородно принял ее обратно, будто когда-то прогонял. Сначала я сохранял полное спокойствие, дал ей выговориться и нареветься, хотя и видел, что плачет она не искренне. Когда она теряет рассудок, если когда-нибудь вообще имела его, слезы у нее текут ручьем. Заметив, что это на меня не подействовало, она попыталась раздеться, и тогда я пришел в ярость. Вообще-то я человек, не склонный к насилию, но тут просто выставил ее за дверь и бросил ей вдогонку свитер, ведь надо же и для соседей время от времени устраивать представление. Уверен, что они были мне благодарны за этот спектакль. Никто из них не пожаловался и не выразил мне недовольства… И все-таки мне надо уехать отсюда — может быть, на служебную квартиру.