Алиса из всего набора могла похвастать только деньгами. Всем чего-то не хватало. А у Надьки было все — двое детей, деньги и любовь. Осталась мелочь: штамп в паспорте. Но ведь это действительно мелочь.
Олег из Томска расчехлил гитару и стал петь. Все унеслись мечтаниями. Джордж слушал раскрыв рот, впитывал русскую душу. Он был филолог-славист, изучал славянские языки. Язык отражает душу, и, значит, понимание души входит в профессию.
На столе не было ни одного проходного блюда, все — изысканные, сложнопостановочные, требующие большого времени и кулинарных знаний.
Наконец повар принес казан с пловом. Больше уже никто ни к чему не прикасался, ели только плов. Надьке казалось, что она слышит урчание. Все забыли, зачем собрались.
— А что это за приправа? — спросила Алиса.
— Зира, — ответил Андрей.
— А-а… вот в чем дело…
Как будто дело в приправе. Плов — это процесс. Его не готовят, а создают. Андрей — творец.
— Ну скажите что-нибудь! — взмолилась Ксения.
— За Надежду! — вспомнил Борис. Он-то знал, кто здесь главный.
Все выпили с большим энтузиазмом.
Снова принялись за плов и ели до тех пор, пока не отвалились.
От хорошей еды вырабатывался гормон удовольствия. Алкоголь сообщал легкое смещение.
Олег снова поднял на колени гитару и запел — не подвывая, как на телевидении, а просто совмещая музыку со стихом. Песня накрывала всех новым осмыслением бытия.
Как прекрасна жизнь на самом деле. Счастье — вот оно… Можно дотянуться и потрогать.
Андрей посмотрел на часы. Он опаздывал. Стрелка сместилась за семь часов. Значит, гости собираются и усаживаются за стол. Светлана в дурацком положении.
Андрей тихо выскользнул в прихожую. Снял тапки. Сунул ноги в туфли.
Надька стояла за спиной, смотрела, как он завязывает шнурки на ботинках. Адреналин, подогретый водкой, волнами подступал к голове. Надвигалась ярость, но ее надо было прятать, сглатывать обратно.
Андрей ушел. Хлопнула дверь.
Надька вернулась в комнату без лица. Вместо ли-ца — белый блин. Все поняли: что-то случилось.
— А куда он ушел? — не понял Джордж.
— К жене, — сказала добрая Алиса.
— А он вернется? — поинтересовался простодушный Олег.
— Пой, — подсказала Нэля.
Олег запел что-то веселое и озорное. Лука подошел к бабушке.
— Потанцуй, — попросила Ксения.
Лука стал дергать плечами в ритм. Никто не реагировал, не хвалил ребенка. Было общее чувство неловкости, как будто случайно подсмотрели то, что не принято показывать.
Надькино лицо было каменным, как кирпич. Она изо всех сил держала лицо. Оказывается, штамп в паспорте — это не мелочь. Без штампа все валится как карточный домик. Зачем, спрашивается, эта квартира, эти гости, накрытый стол? Зачем эта фальшивая, позорная двойная жизнь?
Светлана заказала стол в итальянском ресторане.
Повар — итальянец. В углу рояль. Пианист тихо, неназойливо наигрывал итальянские мелодии. Значит, повар и музыка — итальянские. Все остальное — российское.
Официанты — полудети, вчерашние школьники, а может, старшеклассники, подрабатывающие по вечерам. Девчонки и мальчишки в длинных фартуках.
Время от времени они собирались возле рояля и создавали импровизированный хор. «О, соле мио…» Полудети старались, вытягивали тонкие шеи, как гусята. Получалось трогательно и чисто. Бесслухих в хор не допускали.
Друзья Андрея заявились с дорогими подарками. Для подарков выделили отдельный стол. Он оказался завален красивыми коробками.
Андрей почти успел. Двадцать минут не в счет.
Все усаживались за стол. Светлана побывала у парикмахера. Парикмахер профессионально распрямил волосы, они падали отвесно, как дождик. Глаза светились, как солнышки. Лицо было одухотворенным. Ей очень шло счастье.
Андрей сидел, слушал музыку в себе. Он любил двух женщин, жил две жизни внутри одной. Это не раз-двоение его жизни, а у-двоение. «О, если б навеки так было…» Это слова романса, который пел Шаляпин. Какие красивые слова, и как точно они передавали состояние сорокалетнего Андрея Хныкина. О, если б навеки так было: Светлана и Надя… Но если он так хочет, значит, так и будет. Разве он не хозяин своей жизни?
Официанты шныряли по залу. Шеф-повар собственноручно принес осьминога.
За столом собрались самые близкие — друзья детства и юности, те, которых не меняют. И последние друзья-коллеги — надежные и крепкие. Это был ближний круг, куда невозможно привести Надьку. Надьку бы проигнорировали, сделали вид, что ее нет. Либо просто поднялись и ушли. Не стали бы участвовать в у-двоении. Значит, Надька пожизненно будет вынесена за скобки его основной жизни.
Андрей был сыт, настроен философски. Он сидел и размышлял: почему Италия славилась тенорами, а Россия — басами? Чем это объясняется? Может быть, погодными условиями? Андрею вдруг захотелось в Италию. В Венецию и Флоренцию. Взять индивидуальный тур и отправиться со Светланой. Это будет настоящий юбилей, не то что ресторан — нажираться и напиваться.
Хор официантов тем временем вопил: «А-я-я-яй, что за девчонка!» Эта песня была популярна в молодости его родителей. Молодость кончилась, а песня осталась. Хотя если разобраться, то и песня кончилась. Ее почти не поют, если только случайно…
Андрей скрыл от Надьки свою поездку в Италию. Но Надька узнала совершенно случайно от его секретарши.
Надька позвонила Андрею в офис. Трубку взяла секретарша Лена и сказала, что Андрей Петрович и Светлана Ивановна уехали в Италию. Будут через десять дней.
— А когда они уехали? — оторопела Надька.
— Сегодня. У них самолет в 13.40, на Милан. А кто это?
— Журналистка. Они обещали мне интервью.
— Сегодня вряд ли… — Лена положила трубку.
Раздуваемая ветром ярости, Надька стала метаться по комнате. Посмотрела на часы. Было всего одиннадцать. Регистрация начинается за два часа, можно успеть. Таня ушла в магазин, и непонятно, когда припрется обратно. Удивительная способность исчезать именно тогда, когда она больше всего нужна.
Надька схватила Луку, сунула его в комбинезон. Свои босые ноги — в сапоги. На пижаму — шубу из рыси, и уже через двадцать минут ее машина неслась по Ленинградскому проспекту.
Зачем она едет? Что она хочет? Если бы Надька хоть на минуту включила здравый смысл, то никуда бы не поехала.
Но Надька летела, как разъяренный бык на корриде, и красный туман ярости застилал ее глаза. Ярость надо было перевести в действие, иначе эта ярость разорвет сосуды.
Спидометр показывал сто километров в час. Милиционеры свистели. Надька, тормознув, совала стодолларовую купюру и, не вступая в переговоры, мчалась дальше. Она неслась, как каскадер, только что не перескакивала через машины. Оставалось десять минут. Огромный срок. Можно успеть.
Впереди раздался выстрел-хлопок. Это столкнулись две машины. Пришлось затормозить.
Перед ней и по бокам мгновенно образовалась вереница замерших машин, как стадо быков, пришедших на водопой.
Надька выскочила из машины. Заметалась. Что теперь делать? Не бежать же бегом до аэропорта…
Посмотрела на часы. Время было упущено. Самолет благополучно взлетит и возьмет курс на солнечную Италию, и не грохнется по дороге.
Надька вытащила из сумки мобильник, набрала номер Андрея. Отозвалась Светлана. Ну ничего, пусть будет Светлана. Даже лучше.
— Отдайте мне его, — четко потребовала Надька. — Он вас не хочет.
— У вас слишком богатое воображение, — спокойно отреагировала Светлана.
— Сука, блядь, говно…
Эту фразу Надька уже произносила консьержке, так что она повторялась. Но не будет же она всякий раз придумывать новое…
— Большое спасибо, вы очень любезны, — отозвалась Светлана и нажала на отбой.
Ветер ярости спал. Надька села в машину и заплакала.
Лука обнял ее за шею и сказал:
— Не плачь, мамочка. Я вырасту и женюсь на тебе…
Надька не достигла желаемого. Поездка состоялась, но была подпорчена. Тайное стало явным. Светлана поняла, что Андрей по-прежнему связан с японкой. Однако дела этой женщины плохи, иначе зачем идти на таран. Злость от бессилия. Но она борется. И она опасна. От таких не знаешь, что ждать.