Обсуждение повернулось на более мрачную тему, когда Авриэль вспомнила о своём собственном прошлом.
— Я тоже думала, что вся моя юность была лишь чередой ошибок. Я стремилась быть кем-то во что бы то ни стало, и, скорее всего, потеряла на этом друзей. Когда я пыталась избавиться от стыда, я осознала, что на самом деле стыд — это нечто, что может стать частью нас, если мы его не отпустим.
Ирина осторожно спросила:
— Авриэль, как ты сумела преодолеть тот страх?
Она улыбнулась, твёрдо взглянув на Ирину.
— Я поняла, что ошибки — это нечто большее, чем простая вина. Они учат нас быть лучшими, чем мы были раньше. Давай поможем друг другу не повторять ошибки, которые совершили мы.
Медленно, на месте дневного отдыха, они начали вспоминать смех и радость, которая когда-то их объединяла. Их преданность друг другу становилась всё больше.
— Я помню этот вечер, — улыбнулся Лавир, — когда все мы собрались у старого дуба. А где-то в меня попал поющий светлячок.
Ирина, с радостью в голосе, продолжила:
— А потом Серафим пытался его поймать! Мне кажется, именно тогда мы поняли, как важно уметь смеяться, даже когда жизнь трудна.
Серафим закатил глаза, но также улыбнулся:
— Эх, всё ещё помню, как опрокинулся в колодец, чтобы достать этот светлячок. Это была настоящая катастрофа!
Все дружно рассмеялись, и, ощущая равновесие, они вновь сохраняли нечаянно пробуждённую связь.
Лавир смотрел на своих друзей, осознавая, что, несмотря на мрачные мысли, их любовь и поддержка придавали им сил. Эти воспоминания были частью их познания, и лишь благодаря ним они становились теми, кем есть сегодня.
— Так мы справимся, не так ли? — произнёс он, завоевывая поддержку остальных. — Мы не повторим ошибок юности. Вместо этого давайте сделаем всё возможное, чтобы создать новое.
С этой собранностью они снова отправились в путь.
*****
Чем ближе они подходили к следующему священному месту, тем сильнее становились их чувства уязвимости. Это было так же необходимо, как и освобождение от неудач, которые в прошлом преследовали их.
Они достигли входа в глубокое ущелье, где сверкали волны света, и тени непонятных фигур двигались впереди. Они знали, что скоро встретят что-то большее, чем просто затишье.
— Что это? — шепотом спросила Ирина.
Стараясь быть внимательнее, они всмотрелись в окружающее пространство. Тени сюрреалистически изменялись, пока не обретали линии и формы, напоминающие силуэты людей.
— Хранитель, — произнесла Авриэль. — Мы должны быть готовы.
«Замок», как его называли многие, поджидал их за спинами. Сжимающая тишина накрыла ущелье, пока они не сделали шаг вперёд. Огромные ворота открылись сами собой, впуская их в тёмный коридор.
На стенах картины, изображающие пейзажи, парящие идеалы свободы и доверия — все то, что когда-то определяло их юность.
— Я вижу здесь, — произнёс Лавир, оборачиваясь к своим друзьям. — Здесь, как будто присутствует память. Мы должны быть осторожны, если это место связано с нашими ошибками.
— Прошлые ошибки не могут затмить наши намерения, — ответила Ирина.
Они вошли внутрь и начали осматривать стены. Эти изображения пробуждали воспоминания о прошлом — порой яркие, порой мучительные.
Одно изображение приглянулось Лавиру больше всех — это была сцена, где он в детстве поссорился с Алкедом. Он вспомнил, как, упрямо опуская голову, не захотел извиняться, и как это отделило их. Ревность и чувство утраты вновь захлестнули его.
— Алкед, — произнёс он, оборачиваясь к тени своего друга. — Я был жесток с тобой. Я не понимал, что больше всех нуждался в тебе.
Ирина повернулась к нему:
— Мы все наталкивались на такие ошибки. И мысли о том, что можно было бы сделать иначе, — это то, что делает нас живыми. Этот страх — это иллюзия, создающая вину.