— То есть завещание Асмикина тут было совершенно ни при чём? — на всякий случай уточнил я. Вообще-то и так давно догадался, что первая моя идея вела в никуда.
— Абсолютно. Ложный путь. Как вы почти сразу выяснили, убийца Асмикина кто-то из тех семи человек, что заходили в кабинет на протяжении последнего часа его жизни. В результате убил тот, кто сам того не желал и не осознавал, поэтому имя непосредственного исполнителя, мы, вероятнее всего, никогда уже не выясним. Да и стоит ли?
— Думаю, что не стоит. Да, и последний вопрос можно? Почему вы во всем так хорошо разобрались?
— Ну, так, — усмехнулся Алексей, — ведь не только же от вас я получал разнообразные отчеты. Масса народа действовала в параллельном режиме. А уж просуммировать данные, систематизировать их и сделать выводы, это, что называется, дело техники. Только не спрашивайте меня, на кого я работаю и зачем. Не надо.
30. Решение задачи
Через два месяца настало настоящее петербургское лето, заканчивался июнь, и даже неприветливое северное солнышко давало достаточно тепла, чтобы как следует нагреть покатую железную крышу.
По случаю долгожданной погоды Маша облачилась в весёленькую оранжевую маечку, джинсовые шорты-обрезки и кеды на босы ноги. «Чтоб с крыши не соскользить» — объяснила она мне, пока одевалась.
Один из Машиных друзей, тот самый бородатый дядька с «Паперти», являлся старшим по этому дому, и был столь любезен, что дал нам ключ от своей крыши. Мужик оказался довольно известным в своих кругах художником-урбанистом и часто писал картины прямо здесь, под питерским ветром. «Для настроения», как он потом объяснял. Мы с Машей сидели на пышущей жаром наклонной железной поверхности и смотрели на панораму старого Петербурга. Прямо под нашими ногами открывался один из самых знаменитых дворов-колодцев, на дне которого прятался очаровательно-миниатюрный и трогательный до слёз садик с тенелюбивыми растениями.
Я рассказывал несколько отредактированную и цензурированную версию событий прошлых семи месяцев.
Когда рассказ, наконец, закончился, Маша ещё долго молчала, обрабатывая полученную информацию.
— Слушай, а что за сведения ты покупал у того чиновника, а потом Евгению давал на переработку?
— Ну, это же естественно. Персональные данные фигурантов. Я точно знал, что у Антона они настоящие, а не формальные. Емейлы, телефоны. Аськи, у кого они есть.
— Может, ты всё врёшь? Или я умом тронулась? Может, мне уже в психушку пора? Ведь всё, что я тут сейчас услышала, выглядит полнейшим бредом.
— Совсем как в мультике о Простоквашино, — усмехнулся я. — Если бы мы с ума сошли, то не оба сразу. Да и не нужно тебе ни к какому психиатру. Там начнут лечить, и что потом станет с твоей головушкой, вообще неизвестно. Наша психиатрия — самая неточная наука, к тому же такая крутая, что с ней лучше не спорить. Да и не только наша. Вон, в Америке — один профессор из Стэнфорда устроил занятный эксперимент. Выбрал восемь абсолютно нормальных добровольцев: трех психологов, психиатра, педиатра, художника, домохозяйку и ещё кого-то, не помню уж, кого именно. Не суть. Потом их всех он направил на консультацию в соответствующие клиники, как обеспокоенных своим психическим здоровьем. Все рассказывали о себе правду, кроме одного — они якобы слышали голоса, говорящие слова: «стук», «глухой» и «пустой». Врачи сочли этих людей душевнобольными и госпитализировали в надлежащие стационары. Всех. Уже в психбольнице добровольцы вели себя вполне нормально, объясняли врачам, что чувствуют себя замечательно, и никаких голосов больше нет. Тем не менее, все находились на излечении полтора месяца. В результате: семерым был поставлен диагноз «шизофрения», а одному — «маниакально-депрессивный психоз». После выписки эскулапы обрисовали состояние пациентов как «улучшенное» или «в стадии ремиссии», но ни один врач не диагностировал выздоровление. Никто из докторов не догадался, что лечил здоровых. Их раскололи соседи по палате — те решили, что перед ними либо журналисты, либо инспектора больниц. Есть там такие тайные проверяющие. Но самое забавное случилось потом. После публикации итогов эксперимента, психиатры страшно возмутились и поставили результаты под сомнение, заявив, что такие грубые ошибки просто невозможны. Грозили судом. Профессор предложил эксперимент повторить, заявив, что направит к ним ещё какое-то количество мнимых больных. Клиники тщательно обследовали пару сотен следующих пациентов. Из них выловили сорок «засланцев», поставив им диагноз «псевдобольной». На самом деле профессор никого больше не направлял.