Наконец мы приблизились к цели нашего пути. Я был в этом районе несколько лет назад, и тогда всё вокруг казалось чудом — тихий поселок старинных дач в черте мегаполиса… Сейчас же я плохо узнавал знакомые места. Дома прошлых веков оказались почти впритык к элитным новостройкам. Какие-то новые кирпичные заборы, соседство скороспелых особняков. Рядом — многоэтажки. Время, деньги и грязь скрутились в одном месте. Мы шли аккуратно, стараясь не попасть в лужи, а Маша рассказывала тем временем про свою прописную жилплощадь:
— …скажешь тоже, на Кондратьевском! Соседи в доме живут нервозные, и неадекватные напрочь. Одна бабулька мусор во двор выбрасывает. У нас раньше, много лет назад, мусорный бак прямо во дворе стоял, и если прицелиться — то из окна можно было в помойку попасть огрызком. Потом убрали — вместо двора-помойки разбили красивый садик с разными цветами, скамеечками, фонариками. Лепота! И тут под окнами вдруг стали скапливаться кучки мусора. Коробочки от яблочного сока — маленькие такие детские, банки от творожков и шкурки бананов. Я-то думала, какие-то наглые детки мусорят. Нифига. Это бабка столетняя по прежней памяти мусор из окна кидала. Кошмар. А как-то раз во дворе мой знакомый машину красил — там под фарой у него пятно формата а-пять — вот он его и закрашивал. Так женщина одна из окна высунулась и как давай орать на весь двор непотребными словами, что тот её травит и пусть убирается отсюда. Не, ну можно же было подойти так, спокойно сказать ему, а не показывать свою истеричность всему дому. Типа такая она смелая и отважная. А ещё Петербург, культурная столица, центр города почти.
— Может, именно потому, что центр? — поддержал я. — Экология плохая, биоэнергентика нарушена, заводы кругом разные, «Кресты» недалеко, ещё что-нибудь там. Вот все и нервничают.
— А точно, нервничают! Ещё помню, во дворе как-то общий сбор был. Там ребёнок чей-то что-то такое натворил. Не знаю, что. Так у одной женщины возникла жутчайшая истерика, причем такая мощная, что во всех уголках квартиры вопли были слышны, даже в сортире: слов не разобрать — одни только вопли… Всё, прибыли!
11. Старая дача
Мы и правда пришли. Старая дача сразу мне чем-то не понравилась. Дом был весь какой-то мрачноватый, дряхловатый, снаружи крайне запущенный, и, на первый взгляд, годился только под снос. Мерещилось, что дом всматривался своими подслеповатыми полукруглыми окнами и чего-то ждал. Он выглядел враждебным. Казалось, дачу строили ещё в девятнадцатом веке, а от неминуемого рассыпания его сдерживала некая магия, сильное заклятие, выкраденное из какого-нибудь романа о юных волшебниках. Участок буйно зарос кустарниками, листва с которых давно уже облетела. Несколько черных деревьев сторожили этот умирающий уголок прошлого. Маша провела меня по дорожке, вымощенной дикими известняковыми плитами, и мы вошли. Всюду витал неистребимый запах тления, что часто образуется в старых деревянных домах. Полы слегка прогибались под нашими ногами, скрипели, а когда мы поднимались по ступенькам, возникало нехорошее ощущение, будто сейчас что-нибудь обязательно проломится, и лестница под ногами обрушится прямо вниз.
Наконец мы оказались в обширной комнате с шахматным полом, холодильником, диваном, большим круглым столом посередине и несколькими шатучими сиденьями вокруг. Откуда-то я слышал, что такие стулья именуют «венскими». Стол мог раздвигаться: по диаметру его пересекала слегка разошедшаяся щель. На стене, до самого пола, висело большое зеркало метра два высотой. Сначала я принял его за дверь в соседнюю комнату, и только когда углядел там собственное отражение, сообразил что к чему. Единственное кожаное кресло казалось, поступило сюда прямехонько из магазина антикварной мебели. С потолка, прямо над столом, свисал окантованный желтой бахромой розовый шелковый абажур с нарисованными цветочками.
Первым делом Маша включила здоровенный электрокамин.
— Уф-ф-ф-ф… ну, слава богам, — девушка сразу же оккупировала кресло, положив свои ноги на один из «венских» стульев. — Добрались, наконец-то. Это — столовая. Скоро нагреется и будет тепло. А пока мы с тобой чего-нибудь выпьем! Посмотри вон там, — царственным жестом художница указала в сторону холодильника.