Выбрать главу

Бобров задрал голову. Верхняя кромка обрыва еще была кое-как освещена, но увидеть там что-либо интересное не удалось.

— Не, — сказал он. — Одолеть обрыв конечно можно. И даже согреться при этом. Но лучше уж иметь дело с официальными стражниками, чем с каким-то частным лицом. Сделает падла рабом и доказывай потом, что ты сознательный восточный купец. И вообще, давай поплывем уже. Думаю, пора сдаваться. Сначала к тому мысу, где у нас санаторий, а там видно будет.

— Уже не видно, — пробурчал Серега, но дальше возражать не стал.

Бобров решительно вошел в воду, поймал так называемую мачту и, вытащив из складок импровизированной набедренной повязки нож, перерезал веревку, связывающую мачту с куском бетона. Серега довольно шумно бултыхался рядом.

— Демаскируешь ведь, — прошипел Бобров.

— Чего уж теперь, — пробулькал Серега в ответ. — Все равно сдаваться идем.

Они выплыли из-за мыса, держась одной рукой за подобие мачты и гребя другой. Волна шла со стороны моря не очень высокая, но плыть стало неприятно. Периодически вспенивающиеся гребешки обдавали брызгами, и говорить было невозможно, а молчать было просто невмоготу. Они все же плыли не из точки А в точку Б, а из времени во время. Поневоле недержание речи откроется. Серега как-то еще умудрялся произносить слова, периодически отплевываясь, а Бобров берег дыхание и упорно молчал, сказав сам себе, что на берегу выговорится.

Чем тащиться через бухту напрямик, подставляя себя ударам волн, Бобров выбрал вариант с дорогой более длинной, но частью прикрытой от волн. Поэтому они заплыли за мыс и поплыли к будущему Песочному пляжу, но как только оказались в ветровой тени, повернули к мысу, на котором в их времени располагался санаторий-профилакторий со скромным названием «Строитель». И там они не задержались, поскольку силы еще были, как и желание поскорее вылезти из воды и хоть чуть-чуть согреться. Вобщем через минут двадцать после начала заплыва Бобров с Серегой оказались на месте Солнечного пляжа. Пляжем, конечно, там никаким и не пахло. Наверно древним грекам пляж, в нынешнем понимании этого слова, был на фиг не нужен. Берег представлял собой бессистемное нагромождение камней покрытых водорослями, которые были в воде скользкими, а там, куда вода не доставала, сухими и ломкими.

— Приплыли, мать его! — в пространство сказал Бобров.

Серега промолчал. Наверно был согласен. Пока они преодолевали водную преграду, солнце село окончательно, а так как небо было слегка облачным, то луну не было видно вовсе, а звезды проглядывали в числе незначительном. То есть тьма стояла, конечно, не египетская, но очень к ней близкая. И если бы не факелы на башнях, ориентироваться можно было только по шуму набегающих волн.

— Пошли что ли, — вздохнул Бобров.

Серега пропыхтел нечто нечленораздельное, что наверно выражало согласие. Штука захваченной с собой ткани намокла и весила гораздо больше первоначального. Серега пристроил ее удобнее на загривке и сказал:

— Идем?

И они пошли, ориентируясь по ближайшему факелу.

Темная громада башни возникла совершенно неожиданно. Вернее так, она возникла ожидаемо, но не на том месте. А на том месте, получается, была стена, на которой и горел сбивший их с толку факел. У подножия стены царила глубокая тень. Непонятно, правда, от чего. Получалось так, что от луны. Ну и еще от того самого факела, будь он неладен.

— Серега, а где ворота? — спросил Бобров громким шепотом. — Куда нам идти?

— Вон там, — Серега показал куда-то в мрак. — Если нам сейчас топать вдоль стены, то потом она повернет налево и приведет нас к воротам.

— То есть здесь, со стороны Солнечного ворот не было? — осведомился Бобров, повышая голос.

— Чего ты вопишь? — зашипел Серега. — Хочешь, чтобы со стены что-нибудь прилетело? Не было здесь ворот. По крайней мере, в той реконструкции, которую я видел.

— Так что же ты молчал, экскурсовод хренов!

— А что бы это изменило? Ты бы поплыл вокруг, в порт? Пошли уж.

Бобров, осознавая, что неправ, проглотил матерные слова, которые так и просились на язык, и молча пошел вслед за Серегой. Идти босиком по камням удовольствия не доставляло. К тому же, в полной темноте было не видно, куда ставить ногу и результаты не замедлили сказаться. То Бобров, то Серега шипели от боли, инстинктивно поджимая пальцы на ногах. Наконец их мучения кончились, и босые ноги ощутили еще теплую пыль дороги.

— Теперь недалеко, — сказал Серега.

И тут с угловой башни донеслись явственно прозвучавшие в темени слова. Говорили, скорее всего, по-гречески, судя по свистящим окончаниям, но, что интересно, совершенно непонятно.