Никто не видел, откуда он возник. Однако, судя по звуку, с которым голова соприкоснулась с бортом, он был не привидение. Оба пловца, вопя нечто нечленораздельное, рванули к нему, а Юрка, перегнувшись через борт, схватил Серегу за воротник рубашки. Серега таращился очумело, держась рукой за макушку. Когда он увидел подплывающего Боброва, лицо его приобрело осмысленное выражение, и он сказал почти шепотом:
— Шеф, — сказал он. — Там такое!
Проход
Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря.
Пребывающего в прострации Серегу, который что-то такое нечленораздельное бормотал, втроем с трудом втащили в ялик, дополнительно загроможденный сложенной ловушкой. Ялик при этом опасно накренился, но запас остойчивости позволил ему не опрокинуться. Хорошо, что одна из жердей ловушки вывалилась за противоположный борт и сыграла роль противовеса. Спасатели — Бобров с Вованом влезли сами. Со всех текло. Но, тем не менее, все пребывали в состоянии счастливой расслабленности. Трое оттого, что спасли своего товарища, а товарищ хрен знает от чего.
Немного отдышавшись, Бобров стащил с себя футболку и штаны. Не потому что замерз, а потому что мокрая одежда противно липла к телу. Бросив их на носовую банку, он сказал Вовану:
— Отойдем. Чего мы здесь торчим как шпала в огороде.
Немногословный Вован кивнул и ялик, весело треща мотором, втянулся в бухту и занял неприметное место между полузатопленным понтоном и какой-то старой баржой. И тогда Бобров потребовал:
— Лысый, выкладывай. И нехрен тут лыбиться. И так всем веселье устроил..
Напоминающий блуждающей улыбкой радостного идиота Серега встряхнулся и стал серьезен, и по мере его рассказа физиономии остальных членов бригады вытягивались, а глаза становились круглыми и оловянными. Честно говоря, от такого рассказа глаза округлились бы у любого. Это конечно если считать Серегин рассказ за чистую правду. Но зато, что это была именно правда, говорили сразу два фактора.
Серега исчез, это да, это бесспорно. На поверхности его не было. Юрке можно было верить — на такое расстояние он в очках видел запросто. Под водой его не было тоже, потому что Бобров прыгнул буквально секунд через пять, вода была прозрачной с видимостью не меньше восьми метров, течения никакого, волнения… ну волнения, считай тоже никакого. Секунд через двадцать к нему присоединился Вован, который хоть и с угару, но не слепой. Ну не было Сереги. Опять же, камень, обнаруженный Вованом на дне. Ой, не простой это был камушек. Ой, не простой. И получается, что вот этот сидящий рядом мокрый тип говорит сущую правду?
Юрка по молодости лет и авантюрному складу был скорее склонен поверить. Уже не раз битый жизнью и имеющий, какой-никакой отрицательный опыт, Бобров старательно сомневался. И только скептически настроенный ко всему не вызывающему моментального опьянения Вован, даже несмотря на то, что своими глазами лицезрел и даже трогал странный камень, отнесся к рассказу Лысого без должного пиетета. И слушал Серегино эмоциональное повествование скорее из чувства коллективизма.
Примерно через пятнадцать минут, когда Серега практически иссяк, потому что много за пять минут он, конечно, увидеть не смог, Бобров, наконец, сказал:
— А что у нас является критерием истины?
— Практика, — тут же ответил Смелков, хотя маркситско-ленинскую философию уже исключили из программы ВУЗов.
— Молодец, — похвалил Бобров. — Далеко пойдешь. Поэтому, Вован, заводи мотор и пойдем на место депортации Лысого.
— Не депортации, а проникновения, — поправил Серега. — Депортация к моему явлению отношения не имеет.
— Ну ладно, — легко согласился Бобров. — Пусть будет проникновение.
Идти до места было совсем не далеко. Они даже доспорить не успели. Бобров только спросил:
— Кстати, а где казенные штаны?
Серега понуро заметил:
— На той стороне остались, — но в голосе его вины не ощущалось.
В это время Вован сказал:
— Все, пришли.
Бобров встал на корме.
— Лысый, ты со мной?
— А как же, — сказал Серега и вывалился прямо через борт.
— Ждите здесь, — сказал Бобров остающимся. — Мы быстро.
Они действительно вернулись быстро. Минут через пятнадцать. Серега волок за собой химкомплект.
— Возвращаемся, — бросил Бобров и дальше молчал всю дорогу до причала.