Здесь же на верфи Бобров по сходной цене сторговал тележку. Тележка, видно, давно просилась на местную свалку, но тут как раз подвернулся Бобров. Поэтому ее и отдали так дешево. Но Бобров не унывал. Он знал, что запросто может сотворить из этого экземпляра вполне приличное средство передвижения. Смущали только сплошные колеса, и чтобы переделать их требовалось время. Поэтому, дотащив тележку до дома и вызвав священное возмущение Никитоса, который напомнил про имеемого раба, Бобров оставил пока средство в перистиле, и в имеемый список товаров добавилось еще несколько позиций.
Потом он, как честно потрудившийся, отправил, по его мнению, бездель-ничающего Серегу с Искаром на базар за маслом. Через полчаса они притащили большую амфору. Бобров попробовал. Масло ему не глянулось. Подсолнечное ему нравилось гораздо больше. Но торговля это, такое дело, что мнение продавца здесь последнее, с чем стоит считаться. Поэтому амфора была тщательно закрыта и даже залита воском.
После этого дел уже больше не было. Лавка находилась под надежным управлением. Дом тоже. Бобров подумал и пошел бродить по городу, лениво поглядывая по сторонам и замечая то, что ранее просто не замечал.
Прежде всего он отметил удивительную чистоту на улицах, что для древнего города с немаленьким населением было, мягко говоря, несвойственно. Бобров конечно про древние города почти ничего не знал, если не считать имперского Рима, но это было вроде лет на шестьсот-семьсот позднее. Вот тот явно чистотой не отличался, если конечно не брать Палатин. А вот про средневековье писали всякие ужасы, особенно по части царившей там антисанитарии. Выходит, Европа за тысячу лет жутко деградировала.
Бобров настолько задумался, что едва не столкнулся с шедшей навстречу женщиной. Он заметил ее в последний момент и автоматически взял вправо. Как назло, женщина шагнула в ту же сторону и Бобров, резко затормозив, вынужден был придержать ее за плечи. За несколько дней пребывания Бобров мало встречал женщин на улицах, но у него все-таки успело сложиться впечатление, что они, как правило, невысоки. Эта же была рослой. Бобров быстро окинул ее взглядом, явно выше ста семидесяти. А еще, взглянув, он заметил, что женщина отчаянно молода, и вообще он принял за женщину девчонку. Лет шестнадцати, если с поправкой на времена. И явно не соответствует греческим канонам: и талия тоньше, и бедра уже, а вот грудь… М-да.
Девчонка оказалась чьей-то рабыней. И хитон короток, и не подшит. И волосы русые, связанные на затылке простой веревочкой. И взгляд какой-то… несвойственный что ли. Бобров отшагнул в сторону, пропуская девчонку. Она, видно, не привыкла к такому, потому что, пройдя, несколько раз оглянулась. А Бобров стоял и смотрел ей вслед. Чем-то она его зацепила. И ведь явно не Афродита. Хотя конечно фигура и походка… М-м-м.
Боброву стало как-то не до красот Херсонеса. Он повернулся и медленно побрел обратно. Потом спохватился и посмотрел на часы, спрятанные в кар-машке на поясе. Часы показывали пятнадцать сорок четыре.
Подходя к лавке, Бобров усмотрел толпу аж из трех человек. Когда он стукнул по калитке, вызывая привратника, все трое на него посмотрели.
— Наверно думают, что я пришел за дефицитом через черное крыльцо, — подумал Бобров, и ему вдруг стало весело.
В перистиле он встретил Серегу, который пытался пристать к Дригисе. Девчонка фыркала и ловко уклонялась.
— Серега, — строго сказал Бобров. — Ты опять за свое. Смотри, зарежет тебя ночью Искар. Ну или Зиаис скалкой навернет. Иди вон лучше к свободным поприставай.
Серега гыгыкнул.
— Так свободные дороже.
— Ну ты, блин, педофил, — укоризненно покачал головой Бобров. — Это ж натуральный детский сад.
— Да не собираюсь я ее трахать, если ты об этом. Просто шалю.
— Карлсон, — проворчал Бобров и проследовал втаблинум.
Там он достал свой список и внес в него парусное вооружение швертбота «Кадет» с такелажем. Потом подумал и записал плиту чугунную варочную с двумя конфорками, дверцу печную топочную, дверцу поддувальную и колосники печные. Подумав, сколько это все будет весить, он приписал «не все сразу».