Никитос лихорадочно метался за прилавком. Бобров, подошедший неза-метно для него, посмотрел из-за полок и удивился. За окном стояли сразу два человека и еще двое выглядывали с обеих сторон. Видно, такое понятие как очередь древним грекам было еще неизвестно. А так как все четверо говорили одновременно, то можно было понять несчастного Никитоса не привыкшего к такого рода коллизиям.
— Ну что тут? — грозным голосом спросил Бобров, выступая из тени.
Публика притихла. Бобровские интонации произвели на нее впечатление. Никитос даже приосанился и движения его с простого мельтешения сменились на более вальяжные.
— Сахар кончился, — заявил Никитос. — А они не верят, — он показал на самого толстого.
Народ опять зашумел.
— Завтра будет сахар! — повысил голос Бобров. — К полудню должен прийти корабль из Гераклеи. Но сахара будет немного. Примерно полмедимна. Так что, ловите момент, товарищи.
Товарищи разочарованно загудели и стали расходиться. Бобров повернулся к Никитосу.
— Закрывай лавку. На сегодня, пожалуй, хватит. Надо будет больше товара заказывать в следующий раз.
Никитос поддакнул. Знал бы он в каком месте Бобров заказывает товар.
В тесной клетушке андрона царил почти полный мрак. Свет звезд и ущербной луны как-то не очень проникал в узкое окно, выходящее в перистиль. Асветильничек, висящий на стене, Бобров погасил, потому что тот распространял вокруг себя запах горелого масла.
Бобров ворочался на узком жестком ложе. Сон не шел, хотя было уже довольно поздно. Сквозь окно без признаков стекла доносились приглушенные голоса. Грубый Серегин и тонкий Дригисы.
— Опять охмуряет, — мельком подумал Бобров. — Надо будет загрузить его так, чтобы ноги к вечеру не таскал. Ишь, освоился, рабовладелец хренов.
За окном внезапно раздался звук пощечины и быстрый удаляющийся топоток. Скрипнула дверь и в комнатушку ввалился напарник.
— Схлопотал? — поинтересовался Бобров, не меняя позы.
Серега, кравшийся бесшумно, как он думал, к своему ложу замер. Потом шумно выдохнул и сказал:
— Я думал, ты спишь.
— Не трогал бы ты девчонку.
— Шеф, я ее не трогал, — начал оправдываться Серега. — Я просто хотел проверить свою гипотезу.
— Ага, — проворчал Бобров, опять поворачиваясь на ложе. — Размер сисек ты проверял. И что, совпало это с твоими предположениями.
— Нет, шеф, — оживился Серега, присаживаясь на край своего ложа. — Ты знаешь, у нее оказались больше.
— Тьфу ты! Завтра, по приезду я тебя к гетере отведу. Надо избавляться от спермотоксикоза. А то ты в доме всех баб перепортишь.
— Да ладно, — сказал Серега, вытягиваясь на ложе так, что оно заскрипело. — Ты вот знаешь, сколько этой девчонке лет? Уверен, что думаешь, будто тринадцать. Так вот, ей уже скоро пятнадцать.
— Ну конечно, — сказал Бобров. — Это же стразу меняет дело. Как же это я не допер-то. В таком случае, продолжайте, Сережа, продолжайте. И ни о чем больше не думайте.
— Шеф! — возопил Серега.
— Все, — сказал Бобров, отворачиваясь. — Спать. А то тебя опять завтра не добудишься.
… Привратник, заворочался и никак не хотел открывать глаза, пока Серега не сунул ему кулаком в бок. И все равно, первой вскочила его жена, примостившаяся рядом, забормотав спросонья что-то по-фракийски.
— Ворота за нами закройте, — сказал Серега ласково и добавил по-русски. — Бездельники.
— А может это стихийный протест, — сказал Бобров. — Ты с этой стороны не рассматривал?
— Ой, шеф, ну я тебя умоляю. Какой к чертовой бабушке, протест. Ничего делать не хотят — это да. Причем баба как раз работящая, а этот крестьянин, тудыть его в кочерыжку, вообще мышей не ловит.
— Да стимула у него нет. Он же за свой труд кроме кормежки ничего не получает. Ведь верно?
— Дык, рабство ведь, — непонимающе сказал Серега.
— Правильно, рабство. Вот он не встал сегодня — ну и, соответственно, порция еды у него меньше.
— Ага, — развеселился Серега. — А он у бабы своей отнимет. Или у дочки. А те жаловаться не побегут.
— Тогда значит, только палка, — вздохнул Бобров. — Давай отдохнем, а то эта амфора неудобна как… — не подыскав сравнения, Бобров замолчал.
В челне амфора тоже не размещалась, как ей положено, то есть вертикально. Такая сосредоточенная тяжесть, а донышко у амфоры было заостренным, запросто могла пробить тонкое дно челна и тогда уже получалось не плавание, а ныряние. Класть ее на бок тоже не хотелось из-за ненадежной пробки, пришлось Боброву всю дорогу держать ее в полунаклоненном состоянии. Руки от этого затекли и болели, хотя Серега и догреб до места довольно быстро. Вобщем амфору спустили в воду рядом с порталом, надеясь, что она не протечет.