Лавка откровения.
Серое небо затянуто тяжелыми хмурыми облаками. Острый колючий ветер треплет прохожим шарфы. Весна. Стою на автобусной остановке, жду транспорт. Закурить бы от холода и тоски, но я бросила несколько лет назад. Дама слева щелкает зажигалкой. Противно тянет дымом. Хорошо, что я бросила.
Наконец-то подъехала маршрутка – старенький дребезжащий ПАЗик, с днища до крыши обклеенный рекламой квартир и инструментов для работы в саду и на участке. Грузимся. Удобно устраиваюсь у окна в серединке салона. Ехать мне не далеко, но хоть пару страниц прочитать смогу. Держа одной рукой телефон и сумку, другой ребенка лет четырех мимо очереди влезла молодая женщина лет тридцати. Стильная серая куртка, джинсы, сапоги на высокой шпильке, во взгляде усталость и раздражение. Уселись на первый ряд кресел, рядом посадила ребенка. Кресло у окна спиной к водителю было выломано, ниже спинки зияла некрасивая рваная дыра со следами пружин, набивки и каких-то металлических штук. Рядом с этим памятником вандализму осталось одно свободное место, которое и заняла та женщина. Брюнетка. Очень красивая и очень неприятная: поджатые губы презрительно шевелятся, руки с длинными блестящими ногтями ковыряют ремешок черной кожаной сумки, как будто планируют разорвать, нога на ногу, стопа нервно подергивается. Вот-вот взорвется. Так и получилось, стоило нам отъехать от остановки. Малыш начал возиться на сиденье, потом решил слезть. Задел ботиночком край пальто брюнетки.
- Могла бы и на колени ребенка взять, - процедила та, глядя в окно, - ехали бы нормально все.
Женщина в куртке словно этого и ждала:
- Вызывайте такси, если что-то не нравится, - взвилась она, - или если сиденья мало.
- Тебя спросить забыла! Понарожают дебилов пачками, - накручивала себя брюнетка, - шагу не ступить из-за них. Развели грязь!
- Как вы разговариваете! Он не специально! Он же ребенок!, - серая куртка подхватила сыра и посадила обратно на сиденье. Малыш настороженно затих.
- Перестаньте женщины, что вы начали с утра!, - попытался разрядить обстановку пожилой господин в шляпе, сидевший рядом со мной, - оставьте в покое мать!
- Пошел На…!, Мать – в поле села ср*ть!- блеснула поэтическим даром брюнетка, - Я плачу налоги и хочу пользоваться всем, что мне полагается. А не чтобы меня всякие курицы по утрам посылали…
Жалобно захныкал ребенок. Это словно еще больше распалило слетевшую с катушек даму:
- Да заткнешь ты своего засранца или нет!, - в адрес матери снова полились потоки отборной ругани, щедро приправленной великим могучим. Досталось и остальным пассажирам.
Маршрутка подъехала к остановке, я поднялась и пошла к задней двери, чтобы не оказаться в центре конфликта. Я уже была не улице и не видела, что произошло внутри, но, когда обернулась, увидела, что брюнетка сидит на земле, неловко поджав левую ногу. Одну руку женщина прижимала ко рту, а другой пыталась собрать рассыпавшиеся из вышвырнутой сумки обычные дамские мелочи: помаду, зеркальце, небольшую оранжевую коробочку драже для свежести дыхания. Я уже хотела уйти, когда услышала, что женщина плачет. Она плакала так, как плачет человек, у которого случилось горькое горе, горче которого и быть не может. Подошла.
- Женщина, вам плохо?, - спрашиваю.
Молчит, плачет так, словно у нее сердце разрывается.
- Давайте поднимемся потихоньку?, - осторожно дотрагиваюсь до локтя, - Холодно сидеть, да и люди смотрят. Как вас зовут?
- Таня. Татьяна. Зря вы это, - но встает, - Не нужно мне помогать, - Плачет.
Потихоньку идём к скверу в двух шагах от остановки. Татьяна еле передвигает ноги, словно ей двести лет. Подвожу её к ближайшей свободной лавочке, осторожно опускаю, присаживаюсь рядом. Из груди Татьяны вырывается долгий горестный стон. Она помолчала, словно решаясь на что-то, достала из сумки сигарету, щелкнула зажигалкой и заговорила:
- Я ведь в Питер давно переехала. До этого в Архангельской области жила в поселке. Дом там у родителей свой двухэтажный, участок небольшой, малина, смородина. В доме тоже всё было, и машина была. В общем хорошо там. А мне всё казалось, что плохо. Хотелось уехать в столицу, жизнь посмотреть хотелось. Мама говорила после школы поступать в педагогический, потом работать в родной школе около дома, замуж выходить. Отец давно умер, и она хотела, чтобы я рядом была. И парень был. Из соседнего двора, росли мы вместе, потом встречаться начали. Мне казалось, что скучнее этого парня никого и быть не может. – Татьяна сделала затяжку и уставившись на свою сигарету пустыми глазами продолжила: