через анфиладу темных комнат в доме 454 на Энджелл-стрит; он показывал Лавкрафту
предметы искусства, привезенные из путешествий по Европе; он писал ему письма из
деловых поездок; и рассказывал мальчику страшные истории собственного сочинения.
Рядом с Уипплом, буквально занявшим место отца, Говард и его мать, похоже, вели
вполне нормальную жизнь. Финансовое положение Уиппла все еще оставалось крепким,
и раннее детство Лавкрафта было беззаботным, а, пожалуй, и довольно избалованным.
Одной из первых вещей, привлекших его внимание, стала округа. Лавкрафт
неоднократно подчеркивал почти деревенскую природу своей родины, которая в то
время располагалась на самой окраине плотно застроенной части города:
...Я был рожден в 1890 г. в маленьком городке & в той части этого городка,
что во времени моего детства лежала не более чем в четырех кварталах (С. &
В.) от воистину первозданной & незастроенной новоанглийской сельской
местности с [ее] всхолмленными лугами, каменными оградами, проселками,
ручьями, густыми лесами, таинственными лощинами, обрывистыми речными
берегами, возделанными полями, ветхими белыми фермами, амбарами &
коровниками, узловатыми садами на косогорах, одинокими великанами-вязами
& всеми подлинными приметами деревенской стороны, что не менялась с 17-го
& 18-го веков... Мой дом, пускай городской и на мощеной улице, имел обширный
участок и стоял вблизи поля с каменной оградой... где росли громадные вязы и
мой дед сажал кукурузу и картофель, и коровы паслись под присмотром
садовника.
Эти воспоминания должно относиться к возрасту трех-четырех лет; и действительно, в
позднем письме Лавкрафт пишет: "Когда мне было 3 года, я ощутил странную магию &
очарование (не свободные от смутного беспокойства & возможно, легкой примеси
страха) старинных домов на освященном веками холме Провиденса... с их веерными
окнами над дверными проемами, перилами лестничных пролетов & тротуарами,
мощенными кирпичом..."
Смесь чуда и ужаса, с которыми маленький Говард воспринимает Провиденс,
напоминает мне о письме 1920 г., в котором он пытается описать основы своего
характера:
...Мою натуру следует описать как тройственную: мои интересы включают
три параллельные и разобщенные группы - (а) Любовь к странному и
фантастичному. (б) Любовь к отвлеченной истине и научной логике. (в)
Любовь к древнему и неизменному. Всевозможные сочетания этих трех
струнок, видимо, в ответе за мои чудные вкусы и экстравагантность.
В высшей степени удачное описание; мы увидим, что все три черты проявятся в
первые восемь-девять лет его жизни. Однако акцент стоит сделать на идее "сочетаний" -
или, скорее, на то, как третья черта (которая, если верить воспоминаниям Лавкрафта,
развилась раньше всего) прямо и косвенно влияет на первую.
В частности, в удивительно раннем возрасте в его сознании возникла идея времени -
времени, как "некого сугубого личного врага", - которое он всегда стремился
уничтожить, обмануть или ниспровергнуть. По словам Лавкрафта впервые острое
осознание времени пришло к нему:
…когда я увидел газеты, несущие жирно выделенную строку ЧЕТВЕРГ, 1
ЯНВАРЯ, 1895. 1895!! Для меня цифра 1984 олицетворяла вечность - вечность
настоящего , отличного от таких вещей как 1066 или 1492 или 1642 или 1776 -
& идея лично пережить эту вечность поразила меня до мозга костей... Я
никогда не забуду чувство, что вызвала во мне идея движения сквозь время
(если вперед, почему бы и не назад?), которое подарила мне газетная дата '95.
В последующие годы Лавкрафт часто мечтал о возвращении в прошлое, и многие его
рассказы осуществляют это желание, забрасывая рассказчиков не только в
восемнадцатое столетие, но и в доисторический мир, на сотни миллионов лет назад.
"Темная, безоконная чердачная комната" в доме 454 по Энджелл-стрит стала
подлинными вратами к поразительно раннему интеллектуальному развитию, которое
охватывало не только антикварные древности, но и фантастику, беллетристику и науку.