искусства и в целом преобладание "цивилизованных" ценностей и способов поведения.
Почти до самого конца своей жизни Лавкрафт полагал, что только привилегированная
аристократия может обеспечить такое состояние - либо через реальное покровительство
искусствам, либо через общую атмосферу утонченной цивилизованности, которая
самоочевидно будет расцениваться как состояние, к которому станет стремиться все
общество. Революция любого рода была последним, чего ему хотелось, и потому-то он до
конца своих дней питал отвращение к большевистской России - ведь она породила крах
культуры, что никоим образом не был необходим для проведения экономической
реформы, которую ее вожди объявили своей главной целью. Лавкрафту потребуется
несколько лет, чтобы изменить свою позицию по отношению к аристократии, но в 1936 г.
эта перемена наконец четко проговаривается:
...то, что я привык уважать, на самом деле было не аристократией, а набором личных
качеств, которые аристократия развивала лучше, чем любая другая система... набором
качеств, чье достоинство, однако, заключается лишь в психологии нерасчетливой,
неконкурентной беспристрастности, правдивости, отваги и благородства, порождаемой
хорошим образованием, минимальным экономическим давлением и стабильным
положением, ЧТО СТОЛЬ ЖЕ ДОСТИЖИМОЙ ЧЕРЕЗ СОЦИАЛИЗМ, КАК И ЧЕРЕЗ
АРИСТОКРАТИЮ.
В первые годы Депрессии Лавкрафт действительно воображал, что плутократия -
практически единственный аналог аристократии в его стране - может перенять нравы и
повадки настоящей аристократии. Мне кажется, что эта идея проистекала из наблюдения
за Сэмюэлем Инсуллом, электрическим магнатом из Чикаго, который - по крайней мере,
до живописного краха своей империи энергоснабжения в 1932 г. и последовавшего
обвинения в хищениях и присвоении чужого имущества - был крупным меценатом
(помимо прочего, он был главным спонсором при постройке нового здания Чикагской
оперы). Лавкрафт также верил, что плутократы охотно пойдут на уступки рабочим
массам, дабы предотвратить революцию:
Будучи в сущности здравомыслящими людьми, невзирая на нынешнюю свою бестолковую
близорукость, они, вероятно, увидят насущную потребность в неком новом разделении
плодов производства и наконец призовут безупречно беспристрастных социальных
планировщиков - людей широкого культурного и исторического кругозора, коих они ранее
презирали как простых академических теоретиков - у которых есть шансы придумать
работающий срединный курс. Вместо того, чтобы позволить разъяренной толпе
учредить коммунистического государство или ввергнуть общество в полный
анархический хаос, промышленники, вероятно, согласятся на установление фашистского
режима, который будет гарантировать сносный прожиточный минимум в обмен на
дисциплинированное поведение и готовность трудиться, когда есть рабочие места. Они
предпочтут согласиться на сильное уменьшение своей прибыли как на альтернативу
полному краху и упразднению общества и бизнеса.
Эти представления могут показаться нам поразительно наивными, но, возможно,
возродившийся после Второй мировой войны кошмарно потребительский капитализм,
когда "промышленные магнаты" делают что угодно, только не развивают свой
художественный вкус, и не интересуются ничем кроме личного успеха, сделал нас
чересчур циничными. В любом случае, со временем Лавкрафт увидел ошибочность своего
мнения и отказался от данного подхода к решению проблемы.
Вероятно, не какое-то конкретное событие породило в Лавкрафте эту перемену - скорее,
масса событий. Он прекрасно знал о фуроре, вызванном летом 1932 г. "Армией солдатской
надбавки". "Армия" была довольно жалкой компанией отчаявшихся безработных
ветеранов Первой мировой войны, которые в конце мая прошли маршем по всей стране
до Вашингтона, чтобы потребовать немедленной выплаты солдатской надбавки, которую
собирались выплачивать не раньше 1945 г. На протяжении месяцев они жили в
самодельных палатках; в конце концов, их число выросло до 20 000. 28 июля полиция