меритократии - пусть даже глубоко коррумпированная и некомпетентная администрация
Хардинга была столь же далека от претворения этой идеи в жизнь, как и любая другая.
Уолтер Липпман в "Public Opinion" (1922) и его продолжении, "The Phantom Public" (1925),
также близко подошел к этой идее. Крайне запутанные взгляды Липпмана трудно
изложить вкратце, но по сути он полагал, что простой человек больше не способен
принимать
разумные
решения
по
специфическим
вопросам,
связанным
с
государственной политикой, как это было возможно на более ранних этапах демократии
в США, когда политические, социальные и экономические проблемы были менее
сложными. Липпман не отвергал демократию - или даже власть большинства; скорее, он
полагал, что у демократической элиты администраторов и специалистов должны быть
развязаны руки при реальном принятии решений, а общественность должна действовать
как своего рода третейский судья. Нет свидетельства того, что Лавкрафт читал Липпмана:
я нашел лишь одно упоминание о нем в письмах, и это признание, что он незнаком с
работами Липпмана. В любом случае, недоверие Лавкрафта к демократии давало о себе
знать намного раньше - сначала, возможно, в результате чтений Ницше, затем - по итогам
простого наблюдения.
Неудачно, что Лавкрафт иногда использовал термин "фашизм", чтобы обозначить эту
концепцию; немногим помогает и то, что однажды он сказал: "Не судите тот вид
фашизма, что я защищаю, по любой ныне существующей форме". Лавкрафт никогда
реально не отвергал Муссолини, но в 1930-х гг., похоже, поддерживал его и близко не так
горячо, как было тогда, когда Муссолини пришел к власти в 1922 г. Проблема, однако, в
том, что в 1930-е гг. "фашизм" подразумевал не только Муссолини, но и различных
английских и американских экстремистов, с которыми Лавкрафт не имел ни малейшего
желания солидаризироваться. Правда, однажды он довольно обескураживающе заявил "я
положил глаз на сэра Освальда Мозли [Moseley!] & его секцию британских фашистов";
Мосли - который в 1932 г. основал Британский союз фашистов - быстро показал себя
антисемитом и сторонником Гитлера и провел большую часть Второй мировой войны в
британской тюрьме за подрывную деятельность. Но американские фашисты конца
тридцатых годов были совсем другим делом, и Лавкрафт в целом расценил их не как
опасных радикалов, а как обычных шутов, не способных причинить серьезного вреда
хитросплетениям политической жизни. Они ни в коем случае не были согласованной
группой, но даже по одиночке представляли собой опасную силу, с которой приходилось
считаться и администрации, и политическим мыслителям (даже кабинетным, вроде
Лавкрафта).
Первым был грозный сенатор от Луизианы Хьюи П. Лонг. Избранный в 1928 г.
губернатором, Лонг быстро приобрел популярность, призывая к радикальному
перераспределению богатств. Затем, в 1934 г., уже сенатором он создал общество "Share
Our Wealth" [Поделим наши богатства] в попытке провести свои теории в жизнь. Если
кажется, что политическое видение Лонга было фактически подобно видению Лавкрафта
в своем союзе экономического социализма и политического фашизма, следует
категорически прояснить, что Лонг вовсе не был социалистом - он не верил в
коллективизм, но вместо того ностальгически тосковал по провинциальной Америке, где
у каждого будет собственный малый бизнес; а его фашизм был самого безжалостного
свойства - он жестоко прохаживался по своим противникам, что в конце концов привело к
покушению на него (8 сентября 1935 г.) и к смерти два дня спустя.
Затем был преподобный Чарльз Э. Кофлин, который в своей еженедельной
радиопередаче ("Золотой час маленького цветка"; "The Golden Hour of the Little Flower"),
начиная с 1930 г., бурно громил и коммунизм, и капитализм, особенно нападая на
банкиров. В конце 1934 г. задумался о перераспределении богатств и создал
Национальный союз за социальную справедливость.
Лавкрафт часто уделял свое внимание Лонгу и Кофлину и, в конце концов, махнул на
них рукой - не из-за их экономической линии (с которой он, скорее, был согласен), а из-за
их откровенно фашистской политическая тактика. Но он никогда не воспринимал их
всерьез. В начале 1937 г. он беспечно пишет: "я неуверен, добьется ли крепнущее