иносказательность "Бесплодных земель" Элиота; все они, по его мнению, были
симптомами общего упадка нынешней западной культуры. Авангардистские движения в
живописи и архитектуре аналогично вызывали его неодобрение. Решение Лавкрафта -
проговоренное в эссе "Наследие или модернизм: здравый смысл в художественных
формах" [Heritage or Modernism: Common Sense in Art Forms], написанном в конце 1934 г. -
было сознательно "антикварным":
Уж коли данный век лишен какого-то нового естественного порыва к переменам, не лучше
ли продолжить совершенствовать сложившиеся формы, чем стряпать гротескные и
бессмысленные новинки из шатких академических соображений?
Разве при определенных условиях политика искреннего и зрелого антикваризма -
здравого, решительного возрождения старых форм, по-прежнему оправданных своим
отношением к жизни - не бесконечно солиднее, чем лихорадочная мания разрушения
знакомого и вымученный, нелепый, невдохновленный поиск странных форм, которые
никому не нужны и в действительности ничего не означают?
Это, скорее, образчик умелого самооправдания, однако Лавкрафт остро "подкалывает"
писателей, художников и архитекторов за напыщенное теоретизирование, что властно
диктовало дух новой эпохи:
Если бы нынешние действительно разбирались в науке, они бы осознали, что их
собственная теория самосознания полностью лишает их всякого родства с создателями
подлинных художественных шедевров. Настоящее искусство должно быть, прежде всего,
неосознанным и самопроизвольным - и именно таким современный функционализм не
является . Ни один век никогда не был по-настоящему "отображен" теоретиками, которые
просто уселись и специально разработали технику для его "отображения".
Реальная проблема, с которой столкнулся Лавкрафт, - как найти золотую середину
между "высокой" культурой, которая в своем радикализме сознательно обращалась ко все
более узкому кружку ценителей, и "популярной" культурой (особенно бульварной),
который цеплялась за фальшивые, поверхностные и устаревшие эталоны, густо
сдобренные неизбежным моральный консерватизм, который подобные формы культуры
всегда выказывали. Это могло быть первостепенной причиной отсутствия у Лавкрафта
коммерческого успеха на протяжении всей его жизни: его работы были недостаточно
традиционны для бульварных изданий, но недостаточно смелы (или недостаточно смелы
правильным образом) для модернистов. Лавкрафт совершенно верно признавал, что этот
раскол был порождением капитализма и демократии:
Буржуазный капитализм нанес смертельный удар художественному мастерству и
искренности, возведя на престол дешевую развлекательную ценность - ценой того
внутреннего совершенства, которым могли наслаждаться лишь культурные,
нестяжательского типа люди достойного положения. Определяющим рынком для
написанного... и для иного, когда-то художественного материала перестал быть
маленький круг действительно образованных людей, но стал значительно более широкий...
круг смешанного происхождения, где численно доминируют грубые, полуобразованные
чурбаны, чьи идеалы столь последовательно извращенны... что не позволят им хоть
когда-нибудь обрести вкусы и взгляды аристократов, чьей одежде, речи и внешним
манерам они столь усердно подражают. Эта толпа жадных хамов вынесла из родных
лавок и контор истовую любовь к искусственным отношениям, переупрощеним и
слащавой сентиментальности, которую подлинное искусство или литература не смогут
удовлетворить - и они настолько превзошли численно остатки образованной элиты, что
большинство агентств-поставщиков тотчас же переориентировалось на них.
Литература и искусство потеряли большую часть свое рынка; а сочинительство,
рисование, драма и т.д. все сильнее поглощаются доменом развлекательных предприятий .
И снова глвыный враг - капитализм, тем, что насаждает ценности, активно враждебные