художественному творчеству:
...в прошлом капитализм не осыпал высочайшими благами таких общепризнанных гениев
По, Спиноза, Бодлер, Шекспир, Китс и так далее? Или, быть может, реальные получатели
благ капитализма - не те, кто подлиннно гениален, а всего-навсего те, кто решил
посвятить свой гений единственно процессу личного обогащения, а не службе на благо
общества или творческим интеллектуальным и художественным достижениям... те, и
удачливые паразиты, которые разделяют или наследует плоды их узко направленной
гениальности?
Америка, конечно, особенно плоха тем, что в девятнадцатом столетии выдвинула на
передний план психологию, которая полагает деньги и стяжательство главным мерилом
значимости человека.
Но что тогда делать? Можно провести экономическую реформу, но как изменить
отношение общества к ценности денег, а не личного развития? Решение было простым:
образование. Сокращение рабочих часов, предлагаемое экономической схемой
Лавкрафта, позволяло радикально увеличить время досуга, которое граждане могли бы
использовать с выгодой - получая образование и развивая художественные вкусы. Как он
заявляет в "Некоторых повторениях пройденного": "Образование... потребуется
расширить, чтобы покрыть нужды радикально увеличившегося досуга у всех классов
общества. Вполне вероятно, что число людей, знакомых со здравой культурой, сильно
возрастет - с должными хорошими результатами для цивилизации". Это было
распространенным предложением - или мечтой - среди более идеалистически
настроенных социальных реформаторов и интеллектуалов. На самом ли деле, Лавкрафт
воображал, что подобная утопия с широко образованными народными массами, которые
хотят и могут наслаждаться эстетическими плодами цивилизации, однажды реально
воплотится в жизнь? Судя по всему, это так; и все же мы не можем винить Лавкрафта за
то, что он не смог предсказать ни эффектного ренессанса капитализма уже в следующем
поколении, ни столь же эффектного коллапса образования, который породил массовую
аудиторию, чьи высшие эстетические переживания будут вызываться порнографией,
телесериалами и новостями спорта.
Вопрос, является ли вся экономическая, политическая и культурная система Лавкрафта
(умеренный социализм; ограничение права на голосование; усиленное образование и
эстетическое воспитание) по сути своей неосуществимой - возможно, люди просто
недостаточно хороши (недостаточно умны, бескорыстны и культурно прозорливы),
чтобы создать подобное общество, - или она может воплотиться в жизнь, если народ и
правительство США когда-либо предпримут совместные усилия в данном направлении,
остается открытым. Перспективы в настоящее время, определенно, не выглядят
радужными: немалое число его экономических предложений (программа "Социальное
обеспечение", страхование по безработице, справедливое трудовое и потребительское
законодательство) давно и прочно вошли в жизнь, но его политические и культурные
задачи столь же далеки от реализации, как и тогда. Нет нужды говорить, что весьма
большой процент населения даже не согласится с обоснованностью или правомерностью
рекомендаций Лавкрафта, так что вряд ли станет работать на их осуществление.
Интересно следить, как подобные рассуждения мало-помалу проникают не только в его
письма и эссе, но и в его беллетристику. Мы уже видели, как в "Кургане" (1929-30)
проводились четкие параллели между политическим и культурным состоянием
подземных обитателей кургана и западной цивилизацией; а в "Хребтах безумия" (1931)
есть беглое упоминание о том, что о, вероятно, социалистической форме правления у
Старцев. Эти осторожные политические намеки обретают свою кульминацию в повести
"За гранью времен".
Великая Раса живет в истинной утопии, и, описывая ее политический и экономический
строй, Лавкрафт откровенно предлагает свой взгляд на будущее человечества:
Великая Раса, похоже, представляла собой единую нацию (свободное объединение или
союз), хотя и имевшую четыре четких подразделения, но с общими институтами