(4) Пьер Луи, маркиз де Сад;
(5) Джорджоне, Пракситель и современные дизайнеры купальных костюмов;
(6) драматурги времен Реставрации;
(7) Хэйвлок Эллис, Огюст Форель, Рихард фон Крафт-Эбинг, Фрейд.
Из них, по его словам, номера 1, 2, 3 и 7 вообще не тема для дискуссии - в этих случаях не
возникает вопроса о цензуре, и любое ее применение является варварским и
нецивилизованным; 5 не стоит обсуждения, поскольку, собственно говоря, это вообще не
эротический феномен ("Никто кроме смехотворного невежды или извращенного
викторианца не видит ничего эротического в здоровом человеческом теле. Только
глупцы, шутники или извращенцы испытывают нужду надеть халат на Дискобола или
повязать передник вокруг Венеры Медичи!" - слово "извращенцы" использовано здесь
крайне изящно); пункт 6 действительно спорный, но даже здесь Лавкрафт почти не видит
необходимости в реальной цензуре. Пункт 4 - единственный, где они с Мо сходятся; но
Лавкрафт находчиво пользуется моментом, чтобы изложить собственные моральные и
эстетические foci: "Эти вещи - подобно Гарольду Беллу Райту и Эдди Гесту в своих
областях - чушь и ахинея, эмоциональные упрощения и фальшивки". Лавкрафт, тем не
менее, говорит, что не стал бы подвергать цензуре "Венеру в мехах" Захера-Мазоха,
получи он его в подарок, но переписал бы текст и продал за небольшое состояние!
Я не хочу здесь много говорить о поздней метафизике и этике Лавкрафта, ибо они,
кажется, не подверглись существенным изменениям с конца 1920-х гг. Один момент,
возможно, подчеркнуть - замечательное, хотя и сложное, единство почти всех аспектов
его мысли. Лавкрафт явно разработал всеобъемлющую философскую систему, каждая
часть которой логически (или, по крайней мере, психологически) следовала из другой.
Начав с метафизики, Лавкрафт предался космицизму в самой широкой его форме: даже
если вселенная теоретически не бесконечна в пространстве и времени (идея Эйнштейна
об искривлении пространства не прошла незамеченной), она все равно настолько
необъятна, что человечество по сравнению с космосом выглядит совершенно
незначительным. Наука также устанавливает крайнее неправдоподобие бессмертия
"души" (чем бы та ни была), существования Бога и почти всех прочих догматов,
отстаиваемых религиями мира. Этически из этого следует, что человеческие и расовые
ценности относительны, но (и я уже указывал на ошибочность и противоречивость этого
аргумента) для человеческих существ есть один якорь есть стабильности в этом
космическом потоке - культурные традиции, в которых он выращен. Эстетически
дихотомия космицизм/традиционализм предполагает консерватизм в искусстве (отказ
от модернизма, функционализма и т.д.) и, в сфере мистики, намеки на одновременно
ужасающие и будоражащие воображение бездны пространства и времени. Многие из
других пристрастий Лавкрафта - антикваризм, джентльменское поведение, даже,
возможно, расизм (как аспект культурного традиционализма) - можно увязать друг с
другом в рамках этого комплекса убеждений.
Временами Лавкрафт говорил о своих убеждениях, желаниях и причинах жить с более
личной интонацией - по-прежнему в философском духе, но без надежды убедить кого-то
принять его взгляды. Одно очень горькое откровение было сделано Огюсту Дерлету в
1930 г.:
Я абсолютно уверен, что никогда не смогу адекватно объяснить другому человеческому
существу точные причины, почему я продолжаю воздерживаться от самоубийства - то
есть, причины, которые все еще делают мое существование достаточно сносным, чтобы
искупать его преимущественно тягостное качество. Эти причины сильно связаны с
архитектурой и ландшафтами, освещением и атмосферными эффектами и принимают
форму смутного чувства безрассудного ожидания вкупе с неуловимым ощущением
вспоминания - чувства, что определенные зрительные образы, особенно те, что связаны с
закатами, лежат на подступах к сферам или условиям, исполненным неких неясных
восторгов и свобод, которые были знакомы мне в прошлом и которые я, возможно, узнаю
снова в будущем. Что именно есть те восторги и свободы - или даже что они отдаленно