нам создать иное представление.
При чтении всего корпуса писем Лавкрафта к Салли (у нас нет ее стороны переписки)
легко становится ясно, что Салли была нервной, сверхчувствительной женщиной,
которая пережила ряд разочарований (в том числе неудачные любовные интрижки) и
искала у Лавкрафта поддержки и ободрения. Лавкрафт часто упоминает ее "недавние
мрачные размышления" и "чувство подавленности" и - в том самом письме, из которого
вырвана вышеприведенная цитата - даже приводит некоторые фразы из письма Салли,
где она описывает себя, как чувствующую себя "безнадежной, бесполезной,
некомпетентной и в целом жалкой", а Лавкрафта - как "дивно уравновешенного,
довольного человека". Тактика Лавкрафта - который могла и не быть успешной - была
двухсторонней: во-первых, намекать, что "счастье" как таковое - сравнительно редко
достижимая человеческими существами цель; а во-вторых, намекать, что он находится в
куда худшем положении, нежели она, так что если он может как-то довольствоваться
жизнью, то настолько легче ей.
Что касается первого пункта:
Конечно, реальное счастье - лишь редкое & преходящее явление; но когда мы перестаем
надеяться на эту нелепую крайность, мы обычно находим в своем распоряжении весьма
сносный запас умеренной удовлетворенности. Правда, люди & важные вехи исчезают, &
всяк стареет & лишается более манящих возможностей & жизненных надежд; но вопреки
всему этому остается тот факт, что мир вмещает почти неисчерпаемый запас
объективной красоты & неистощимый потенциального интереса & драмы...
Далее Лавкрафт говорит, что лучший способ обрести эту умеренную удовлетворенность
- избавиться от своих эмоций, обрести объективный взгляд на мир и т.д., и т.д. - вещи,
которые Сьюлли, вероятно, не особенно хотела услышать да и в любом случае, вероятно,
была неспособна или несклонна воплощать в жизнь. С течением времени Лавкрафт
решил, что самоумаление - единственный способ заставить корреспондентку избавиться
от "мрачный размышлений" и почувствовать себя лучше; отсюда вышеприведенный
пассаж. Но вот то, что я не стал приводить:
Меж тем, я, разумеется, получаю-таки массу удовольствия от книг, путешествий (когда
могу путешествовать), философии, искусства, древностей, пейзажей, зрелищ, наук & так
далее...& от тех жалких потуг на эстетическое творчество (= фантастическую
беллетристику), когда я могу обманом заставить себя поверить, что могу чего-то
достичь... Я не чахнущая & картинная жертва романтично пагубного действия
меланхолии. Я просто пожимаю плечами, признаю неизбежное, позволяю миру
маршировать мимо & прозябаю в нем, настолько могу безболезненно. Я полагаю, что, черт
возьми, я гораздо удачливее миллионов людей. Есть десятки вещей, которыми я реально
могу наслаждаться.
Но смысл в том, что мне, вероятно, в тысячу раз хуже, чем вам ... Суть моей "нотации" в
том, что если анализ & философия смогли внушить мне сносное удовлетворение, то
насколько лучший результат они должны дать у кого-то и близко не столь глубоко
неполноценного.
И Лавкрафт завершает речь на воодушевляющей ноте: "Итак - как последнее назидание
от говорливого & нравоучительного старца - ради Цаттогвы, взбодритесь!" Я не знаю,
насколько Лавкрафт преуспел в спасении Сьюлли от депрессии; но отрывки из его писем
к ней, определенно, нельзя воспринимать прямолинейно, как доказательство его
собственной депрессивности. Мало что в остальной его корреспонденции того периода
подкрепляет такое впечатление.
Та область размышлений Лавкрафта, которая (оправданно) возбуждала наибольшее
негодование среди позднейших комментаторов, - это его отношение к расовым вопросам.
Однако я придерживаюсь точки зрения, что Лавкрафт был раскритикован по неверным
причинам и что, пусть даже он явно придерживался взглядов, которые были
ограниченными, нетолерантными или попросту ошибочными с научной точки зрения,
его расизм (по крайней мере, логически) отделим от остальной части его философских и