Идея была в том, чтобы каждый из авторов написал по абзацу, хотя вышло так, что порой
Лавкрафт писал всего несколько слов, прежде чем вернуть перо своему младшему коллеге,
- так что более чем наполовину это вещь Барлоу; его же некоторые из лучших шуток.
В качестве сатиры на космооперную фантастику, популяризируемую Эдмондом
Гамильтоном, Э.Э. "Доком" Смитом и другими, "Коллапсирующий космос" бесспорно
эффектен; тот факт, что он незакончен, не имеет большого значения, ибо абсурдность
сюжета в любом случае исключает какую-то нормальную развязку. Определенно, было бы
неплохо, если бы игра продлилась чуть подольше, но авторы добились желаемого, а
Барлоу, вероятно, потерял терпение и потащил Лавкрафта заниматься чем-то другим. Он
напечатал эту вещицу во втором номере "Листьев" (1938).
Но, возможно, самым важным в Барлоу было не то, что он печатал книги или умел
сочинять, а то, что он умел печатать на машинке. К середине июля Дерлет все еще не
описался по поводу "За гранью времен"; и, хотя Роберт Блох выразил желание ее
посмотреть, энтузиазм Барлоу оказался все-таки больше, так что Лавкрафт попросил
Дерлета переслал рукопись во Флориду. К августу Лавкрафт выражает некоторое
раздражение тем, что ни Дерлет, ни Барлоу, похоже, не предприняли больших усилий
прочитать повесть: "Скверный почерк, вероятно, частично повинен в их невнимании; но
вдобавок к этому история, должно быть, не вызывает интереса, иначе они увлеклись бы,
несмотря на неразборчивый текст". Все это звучит довольно неразумно - ясный признак
отчаяния, в которое он впал по поводу своей работы; но очень скоро ему пришлось с
удовольствием взять свои слова обратно. Поскольку в действительности Барлоу втайне
готовил машинописный вариант рассказа.
Лавкрафт был совершенно ошарашен усердием Барлоу и щедростью этого деяния. Хотя
он великодушно писал, что машинописная копия Барлоу "аккуратно напечатана", позднее
он признавался: "боюсь, что в варианте Барлоу было много ошибок, некоторые из которых
сильно искажали мой стиль, - я помню, что внес в свой экземпляр немалое число
исправлений". Барлоу также не сделал ни одной копии под копирку (Лавкрафт обычно
делал два). Тем не менее, Лавкрафт послал машинописный вариант по обычный кругу
читателей.
Лавкрафт явно замечательно проводил время во Флориде - хотя бы по причине климата.
Не то, что центральная Флорида была жаркой, в абсолютном смысле слова - жара доходила
до 88® [31®], а корреспонденты с северо-запада и северо-востока сообщали об еще более
высоких температурах, - но отсутствие низких температур (за все время его визита ни разу
не было меньше 80® [26®]) не позволило Лавкрафту испытать ту изнурительную
слабость, которая одолевала его во время северных зим. В начале августа он с изумлением
отмечает: "В настоящее время я чувствую себя настолько хорошо, что едва себя узнаю!"
Барлоу снова настаивали, чтобы Лавкрафт оставался, сколько вздумается. Они хотели,
чтобы он остался на всю зиму - или даже переехал насовсем (возможно, в хижину,
построенную Робертом), но оба этих плана явно были неосуществимы. Лавкрафт оценил
жест, но он чувствовал себя неуютно, когда оставался без своих книг и бумаг на сколь-
нибудь продолжительный промежуток времени.
18 августа Лавкрафт, наконец, двинулся в путь. Барлоу отвезли его на Дейтона-Бич, где
они провели вместе еще две недели; затем он сел на автобус до Сент-Огастина. Древность
места стала бальзамом на его душу - после почти трех месяцев в современном сельском
доме. 20-го числа (сорок пятый день рождения Лавкрафта) неожиданно объявился Барлоу,
и Лавкрафт принялся показывать ему достопримечательности - включая недавно
обнаруженное к северу от города индейское кладбище, где скелеты лежали, как они были
погребены. 26-го Лавкрафт очутился в Чарлстоне; 30-ое число он провел в Ричмонде; 31-е
встретило его в Вашингтоне; 1-е сентября - в Филадельфии, а 2-е - в Нью-Йорке, где он
устроил посиделки с братьями Уондри, которые теперь занимали квартиру над старейшим
баром Нью-Йорка, "Julius's", в доме N155 на 10-й Западной улице. Он наконец попал домой
14 сентября.
В Чарлстоне и Ричмонде Лавкрафт работал над тем, что он окрестил "композитной
историей" - над коллективным мистическим рассказом под названием "Вызов извне" [The