Ее взгляд впивается в мое лицо. Конечно же не буквально.
Подруга пытается соединить кусочки воедино. К сожалению, я не могу рассказать ей правду о том, что произошло.
Она не поймет.
Если есть хоть малейший шанс, что Прайм отреагирует так же, как и остальные дураки в этом городе, что нам тогда останется? Поддержит ли она меня или отвернется? Нужны ли ей проблемы друга, который является порченным товаром?
— Отец меня выгнал. Скажем так, он не пошел на компромисс. У меня нет работы, так что моя тачка теперь мой новый дом, и я ужасно устал.
Спокойные черты лица Прайм омрачает печальное выражение. Она хмурит брови и выпячивает нижнюю губу. Выражение, которое срочно нужно стереть. Мне не хочется, чтобы Прайм меня жалела. Это ведь не ее вина.
В отличие от большинства людей, грустить моей подруге не подходит. Для нее гораздо более разрушительным является сопереживание другим, чем эмоции по поводу собственных проблем.
— Не расстраивайся, Прайм. Я разберусь, — говорю я мирно, пытаясь успокоить подругу. Придётся найти выход, хотя вариантов у меня немного. И все же голодать я не собираюсь. Бездомная жизнь не по мне. — Нужно будет найти работу и отложить учебу на время. У меня все получится.
— Ты не бросишь учебу! — громко шипит Прайм, а затем оглядывается вокруг в попытке убедиться, что никто не подслушивает. Но никто, кроме Кэрол, не слышит, иначе она попросила бы нас заткнуться. — Я знаю одно идеальное место, куда ты можешь устроиться на работу.
Я резко поднимаю голову.
— Что? Куда?
У меня не получается скрыть нетерпение в своем голосе. Потому что я в отчаянии.
Прайм улыбается в ответ:
— Тебе уже двадцать один, Текс. Ты можешь устроиться в «Лучше Пить, Чем Любить»!
Я смотрю на нее, размышляя о том, почему название звучит так знакомо. Да, оно созвучно с фамилией1 Прайм, но...
— В бар твоего отца? — спрашиваю я, обрывая собственные мысли и осознавая, что как-то подруга уже рассказывала о нем.
Может, мне и двадцать один, но бары точно не мое. Если напьюсь и начну к кому-нибудь приставать, лучше сразу повеситься.
Прайм кивает и расплывается в широкой улыбке:
— К тому же, ты можешь остановиться у меня. Там есть лишняя комната. Вернее, у моего отца. В нашем доме есть еще две свободные комнаты.
Мои глаза вылезают из орбит.
Кровать. Комната, где можно остаться.
Звучит конечно классно, но Прайм принимает такие решения, даже не посоветовавшись с отцом. Может, ей и девятнадцать, но она все еще живет под его крышей, а значит, должна следовать правилам.
Уж мне ли не знать.
— Все в порядке. Не заставляй своего старика ненавидеть тебя так же сильно, как мой ненавидит меня.
— Ой, перестань! — говорит Прайм раздраженно. — С ним все будет в порядке. Кроме того, мы знаем, что как только ты сможешь встать на ноги, то найдешь себе новое жилье.
Я киваю, хоть и не должен этого делать. Я не халявщик и предпочитаю оплачивать свои счета сам.
— Может, даже снимем квартиру на двоих, когда твое положение поправится, — продолжает подруга. — Я тоже начну искать работу. Представь, как будет классно жить вместе.
От слова «вместе» мне становится ещё хуже.
Да, мы с Прайм лучшие друзья, но ей нравятся мужчины.
И мне тоже, Прайм. Мне тоже.
— Ваши напитки, — перебивает нас Кэрол своим скрипучим голосом, отчего мне становится лучше. Всегда становилось. Это, словно как вернуться домой, особенно потому, что настоящий дом никогда не являлся ничем, кроме как крышей над головой. — Если бы мне нужны были помощники, ты бы узнал об этом первым, Техас.
Именно по словам и блеску в глазах Кэрол я понимаю, что та расстроилась, узнав о моей ситуации.
– Спасибо, Кэр.
Искренность в моем голосе говорит о многом, и в ответ Кэрол сжимает мое плечо.
Пока мы пьем наши напитки, Прайм придумывает план.
Я ругаю подругу за то, что она пытается помочь мне за счет своего отца, и прошу ее поговорить с ним, прежде чем бросаться в омут с головой.
На прощание Прайм оставляет мне немного налички, чтобы я смог остановиться в маленькой гостинице на углу и поужинать, и говорит, что разберется с отцом.
Помолимся во имя салата.
Дошло? Прайм же травоядная.
Что, нет? Ну, и ладно.
Глава 2
ДЭВИН
Женился в шестнадцать.
Стал отцом в семнадцать.
Был геем все это чёртово время.
Моя мать никогда не воспитывала труса. Мужчину, которому нравились члены, да. Но труса? Нет и нет.
Когда моя первая и единственная попытка провести время с женщиной, привела к беременности, я остался с Уитни.
Никто бы так не поступил. Остаться ради ребенка? Возможно. Но в отношениях? Нет. Никому не нужен брак без любви. Однако, мы все же нашли любовь, пусть и не такую, как у других. Пусть даже секс с Уит в течение двенадцати лет… убивал меня.
С такой тайной, как моя, заниматься сексом — нелегкий подвиг. Всякий раз, когда мы оказывались в постели, я представлял себе, что трахаю мужчину. Придурок. После первого раза мы никогда больше не занимались сексом лицом к лицу. Мне требовалось все свое мужество, чтобы вообще решиться на секс с женой, и он случался только тогда, когда мне удавалось представить перед собой мужчину.
С каждым разом становилось все труднее и труднее, а от того, что Уитни расстраивалась, мне было просто невыносимо. Она хотела любви.
Нас связывала крепкая дружба, которая росла долгие годы.
И вот однажды Уит узнала правду. Но, вместо того, чтобы накричать на меня, и это было вполне ожидаемо, она подарила мне объятия.
— У меня уже давно было такое чувство, Дэв. Мне казалось, что тебе физически больно спать со мной. В твоих глазах я видела уважение и любовь, но твое сердце… Оно было покрыто трещинами из-за того, что ты притворялся тем, кем не являлся.
Ее слова вызывают у меня слезы. Я плачу впервые, с тех пор, как родилась наша дочь. Уитни понимает меня так, как не понял бы никто другой в этом городе.
— Я... Прости меня, — задыхаюсь я от своих слов.
Но Уит лишь обнимает меня крепче.
— Мне не за что тебя прощать. Да, время ушло, и в каком-то смысле мы были несчастны, но это ведь ты, Дэв. Ты остался ради нашей дочери. И любил меня так, как умел. Ты никогда не проявлял злобу или ненависть. И делал все возможное ради нашего брака. У нас была хорошая жизнь.
Именно в тот момент я понял, как сильно мне повезло с Уит. Она не ругала меня, не обзывала грубыми словами, пообещав не рассказывать нашей дочери, пока я не буду готов.