Она очень быстро догадалась о его нежелании жениться еще раз. Она угостилась еще одной шоколадной конфеткой из фунтовой коробочки, стоявшей так близко под рукой. Эта коробочка была получена ею в качестве подарка от больного бельгийца и его жены в тот день, когда тот покинул больницу, оставшись живым после почти двухлетнего пребывания там. Зная о своей склонности всеми фибрами души прикипать к людям и желая освободиться от всех других забот, чтобы выпутаться из собственного затруднения, она с облегчением встретила известие о том, что бельгийцы улетают к себе в Европу.
Йоссарян мог привести ей весьма основательные возражения против того, чтобы ему обзаводиться еще одним ребенком.
Они не производили на нее никакого впечатления. Аргументировать он умел лучше и быстрее ее, а поэтому, по ее разумению, и хитрее. Себе и своей подружке, Анджеле, она признавалась, что не всегда может ясно мыслить и не каждый раз, заглядывая в будущее, оказывается абсолютно правой.
Однако она ни в коей мере не считала это слабостью.
У нее было кое-что, чего не было у Йоссаряна — уверенность, вера в то, в конечном счете для хороших людей, вроде нее, все должно кончаться хорошо. Теперь, после инсульта у Питера, даже Анджела, устав от порнографии и работы, начав толстеть и волноваться из-за СПИДа, принялась с грустью говорить о возвращении в Австралию, где у нее все еще оставались друзья и семья, а в приюте для престарелых — любимая тетушка, которую она надеялась посещать. Если уж сама Анджела начала думать о презервативах, то значит, и она в скором времени оставит секс и выйдет замуж.
Йоссарян все напирал на свои годы и почти провел ее еще раз — она поздравила себя с тем, что не уступила ему — всего два дня назад.
— Я ничего такого не боюсь, — решительно сообщила она ему, выпрямив спину. — Если что случится, мы сможем прожить и без тебя.
— Нет-нет, — почти со злобой поправил он ее. — Представь, что первой умрешь ты!
Она не пожелала развивать эту тему. Мысль о малютке-дочери, оставшейся в этом мире с одним только отцом, которому перевалило за семьдесят, была клубком слишком запутанным и распутывать его у нее не было никакого желания.
Она знала, что права.
Она не сомневалась, что финансовая помощь Йоссаряна будет вполне достаточной даже в том случае, если она против его воли сделает то, что считает нужным, и они больше не будут жить вместе. В глубине души она знала, что уж в этом-то на него можно положиться. Конечно, теперь он реже, чем на первых этапах их отношений, испытывал приступы безумной страсти. Он больше не дразнил ее предложениями отправиться вместе в магазин за нижним бельем, а в Париж, или Флоренцию, или Мюнхен за подобными покупками он ее так и не свозил. Теперь он посылал ей розы только на день рождения. Но и она стала менее темпераментной, с раскаянием и предчувствием дурного подумала она, и время от времени ей приходилось рассудочно напоминать себе о том, что для чувственных радостей, каковые вначале были для них обычны, ей следует быть более сладострастной в любви. Когда Анджела спросила ее, она призналась, что он, кажется, больше ее не ревнует и не проявляет интереса к ее сексуальному прошлому. Он даже в кино ее больше почти не приглашал. Он уже без всякой злобы и почти без досады сказал ей, что у него никогда не было женщины, которая после продолжительной любовной связи с ним желала бы любовных ласк с такой же частотой, что и он; это, по его словам, относилось и к нынешнему периоду его жизни. Она порылась в своей памяти, пытаясь разобраться, распространялось ли это на других мужчин, с которыми она была в дружеских отношениях. Но что касалось этого вопроса, то и он теперь не усердствовал как прежде, чтобы доставить ей наслаждение, и его мало беспокоило, если он видел, что попытки, предпринятые им в этом направлении, не приносят никакого результата.
Она считала, что все это не имеет никакого значения.
Мелисса Макинтош знала, что права, и не находила ничего плохого в своих желаниях. Она была из тех женщин, которые руководствуются «шестым чувством», как ей нравилось называть свою догматическую интуицию, а ее шестое чувство говорило ей, что если она будет терпеливой, будет твердо стоять на своем и оставаться терпимо гибкой, он в конечном счете, как и всегда, согласится на любое ее желание. В этом вопросе о ее ребенке у него были сильные аргументы. А у нее был один и слабый, но его было вполне достаточно: она хотела родить этого ребенка.