Отец.
— Таллис? — крикнул он.
Не говоря ни слова она спрыгнула с дерева, побежала вперед, к свету, вырвалась из леса и подбежала к проволоке.
Джеймс Китон выпрямился, с облегчением на лице.
— Мы беспокоились о тебе. Мы думали, что потеряли тебя.
— Нет, пап. Я в полном порядке.
— Отлично. Слава Богу за это.
Она подошла к нему и взяла его за руку. Он повел ее домой.
Ледяной ветер не мог потушить огонь. Они сожгли ее на великолепном погребальном костре, прямо напротив священной пещеры, в которой висели ее маски. Кирду безудержно плакал. Мать прикрикнула на него; он убежал и спрятался. Вернувшись, он осторожно прокрался в пещеру и уселся на пол рядом с раскачивающимися масками. Он всегда любил Синисало, детскую маску. Иногда из ее детских губ доносился голос девочки.
Но сейчас он не думал о ней. На огне сгорала бабашка Таллис. Поднимался дым, обретал крылья и уносился прочь. За ним улетали причитания. В зимнее небо поднималась печальная песня, которую пела женщина, ухаживавшая за бабушкой. Казалось что песня тоже извивается, как и дым, и летит на запад, туда, где — как говорила сама бабушка — находится ее настоящий дом. Барабан размеренно бил.
Всадники начали волноваться. Четверо, слегка наклонившись в седле, сидели на лошадях, но их предводитель никак не мог успокоиться.
Высокий и сильный, командир. Состарившийся, он носил не только плащ охотника, но и оружие воина; кожа был раскрашена, как у шамана. Он был и охотником, и воином, и шаманом, и сейчас совершенно обезумел.