— Что за дом? — спросила Таллис.
Отец посмотрел на нее, потом улыбнулся и, не обращая внимания на вопрос, сказал:
— Хочешь, устроим завтра пикник?
— Конечно хочу, — деловито ответила Таллис. — Что за дом?
Отец подмигнул ей и поднял палец к губам.
— Куда мы пойдем? — настойчиво спросила Таллис.
— Через поля и еще дальше, — ответил он.
Следующий день, воскресенье, начался с утренней проповеди в церкви Теневого Холма. К десяти Китоны вернулись домой и собрали корзину с провизией для пикника. И еще до полудня все трое пересекли Луг Пещеры Ветра, а потом и Лисью Воду. Тропинка провела их вдоль густых живых изгородей и запетляла среди соседних ферм, и очень скоро Таллис с испугом и восторгом поняла, что они идут к Райхоупскому лесу.
Сейчас она шла не одна и, значит, могла войти на Безымянное Поле, находившееся между Ручьем Охотника и лесом. Торжествуя в душе, она ступила на запрещенную траву. На полдороге она рванулась и побежала, оставив родителей позади. Ближе к плотной чудовищной стене из колючек и вереска — лесному кустарнику — земля стала болотистой. Высокая, похожая на солому трава доходила Таллис почти до плеч и шелестела под летним ветерком. Девочка осторожно прошла через молчаливый подлесок, почти потерявшись в нем, и вот перед ней появилась высокая стена из дубов. Остановившись, она прислушалась к темноте за деревьями. Пели птицы, но были и другие звуки, более загадочные.
Отец позвал ее. Резко повернувшись, она краем глаза увидела человеческую фигуру, глядящую на нее. Таллис всмотрелась, но фигура уже исчезла.
Сердце сжалось от страха. Мать часто читала целые лекции о «цыганах», живших в лесах, и о том, как опасно говорить с прохожими или гулять одной после заката. Таллис видела цыган: они приезжали в разноцветных фургонах и, одетые в цветастые одежды, красиво танцевали на зеленой лужайке.
Но этот мрачный лес... глазу не за что зацепиться... совсем не разноцветный... коричневый и высокий... странный во всех отношениях.
Она пошла обратно через высокую траву, сняла кеды и вытряхнула из них воду. Потом, вслед за родителями, пошла вокруг леса.
Вскоре они оказались на узкой ухабистой дороге, огражденной высокими живыми изгородями, канавами и двумя рядами раскачивающихся под ветром буков, уходящих к горизонту. Где-то — очень далеко — она должна была выходить на проселок, связывавший Теневой Холм и Гримли. Здесь, на краю Райхоупского леса, дорога была разбитой и заросшей, как если бы ее разорвал внезапный сдвиг почвы.
— Великий боже, — сказал Джеймс Китон и добавил: — Какая старая дорога. «Грубая тропа» Кости.
Внезапно дорогу перегородило тонкое ограждение из колючей проволоки. На ней висела потрепанная погодой табличка «ПРОХОД ЗАКРЫТ».
Таллис сообразила, что отец волнуется.
— Возможно, ты ошибся, — сказала ему мать. — Может быть, дальше...
— Я не ошибся, — раздраженно ответил отец. Он стоял около колючей проволоки и глядел мимо деревьев, в полумрак. Наконец он отошел от нее и поглядел на далекие фермы.
— Я уверен, что когда-то здесь был дом. Типа сторожки. Оук Лодж. И Кости уверяет, что он стоял здесь. В конце грубой тропы, сказал он.
Джеймс Китон сделал пару шагов по неровной дороге, потом повернулся и опять уставился на густой лес:
— Гарри ходил именно сюда. И мой отец, еще до войны. В гости к этому историку... Хаксли. И еще одному... Уинн-Джонсу.
— До меня, — сказала Маргарет.
Они посмотрели на дорогу, исчезавшую в густом лесу. Высокие дубы, теснившиеся друг к другу, отбрасывали мрачную тень на переплетение боярышника[7], терновника и колючего шиповника. Ветер шевелил высокую траву, росшую у самого края леса. Табличка дребезжала, ржавая проволока тряслась.
Странное выражение коснулось лица Джеймса Китона, и Таллис поняла, что ее отец внезапно испугался. Он побледнел, глаза расширились. Он задышал быстро и нервно.
Таллис подошла к проволоке и уставилась в полутьму. И, через какое-то время, разглядела далеко за линией деревьев отблеск солнечного света.
— Там поляна, — сказала она, но отец решил ее не услышать. Отойдя от леса, он остановился возле канавы на обочине дороги и посмотрел вдаль. Мать расстелила скатерть под одиноким вязом и начала распаковывать корзину.
— Пап! Там поляна, — сказала Таллис.
— Не уходи слишком далеко, — ответил он, Таллис, страшно возбужденная, поникла. Он не слышал ее! Он настолько погрузился в собственные мысли и тревоги, что отказывался даже признать, что дом мог затеряться в лесу.