Надя мучительно хотела навести Бориса на разговор о письме, но ничего не могла сообразить. Она нервничала.
Борис решительно не мог понять, почему Надя вдруг помрачнела. Она то замедляла, то ускоряла шаг, невпопад отвечала на его вопросы.
Разговор иссякал. Чтобы хоть как-нибудь поддержать его, Борис стал вспоминать старое, заговорил о финском санатории.
И вдруг хлопнул себя по лбу:
— Да, ведь я совсем забыл! Прости меня, Надя.
Надя оживилась. Неужели наконец он вспомнил о письме?
— Я ведь тебе должен уйму денег! — воскликнул Борис. — Ты не помнишь, сколько?
Надя даже задохнулась: этого только не хватало! Ей стало жалко себя. До слез жалко. Теперь все ясно: этот человек нарочно изобразил радость и оживление при встрече. Он нарочно хотел замолчать ее письмо. Хорошо, что она первая не заговорила об этой своей глупости. Она поставила бы себя в самое унизительное положение и все равно ничего бы не достигла.
Надя боялась, что не выдержит и скажет все начистоту. Надо скорей распрощаться и разойтись. Она остановилась.
— Я очень рада, что увиделась с тобой, — сказала она. — Мне сегодня вечером обратно в Вологду. Ты меня не провожай. Я скоро снова приеду, тогда зайду к тебе. До свидания!
— Но ты на меня сердишься?
— Да с чего ты взял?
Чтобы кончить разговор, она поцеловала Бориса на прощанье и быстро пошла прочь. «Еще не поздно вернуться и сказать все начистоту, — думала она. — Еще не поздно. Но зачем? Ответ Бориса и без того ясен».
Она оглянулась в тайной надежде, что Борис сжалился наконец, понял ее и теперь тихо следует за ней. Но Бориса нигде не было видно. Должно быть, он радовался, что так легко отделался от навязчивой девчонки!
Надя тихо пошла дальше. Как глупо! Другие люди гибнут в борьбе за высокие идеи, а она страдает черт знает от чего — от ерунды, от любви!
А Борис был огорчен. Он искренне обрадовался Наде. Почему она себя так странно вела? Ему не надо было ее отпускать.
Вернувшись, Надя сказала Кларе Андреевне:
— Все благополучно. Я поеду в Вологду, разделаюсь с делами, вернусь, и мы поженимся. Я вам напишу о своем приезде заранее.
И в тот же день распрощалась с ней.
Только в поезде Надя вдруг подумала: «А что, если эта сумасшедшая женщина напутала и Борис не получил письма?»
Но тут же она отогнала от себя эту мысль. Надя привыкла к своей матери, которая всегда отличалась чрезвычайной аккуратностью.
Через неделю Клара Андреевна получила письмо. Увидев штемпель «Вологда», она обрадованно вскрыла конверт. Она шумно дышала, чуть раздвинув губы и сложив их так, словно дула на горячее. Это было у нее признаком спокойного, хорошего настроения. Юрия не было дома.
Удобно усевшись у окна, Клара Андреевна надела пенсне и стала читать. Она с такой ясностью заранее представила себе содержание письма, что не сразу поняла значение первых же строчек. Поняв, она попыталась оттолкнуть их от себя. Но это было невозможно. Смысл письма был убийственно ясен.
Вот что писала Надя:
«Милая Клара Андреевна, большое спасибо вам за ласковый прием. Мое свидание с Борисом кончилось не так, как я вам сказала. Ни вы, ни он ничего больше обо мне не услышите. Прощайте».
Почерк у Нади был мелкий, но очень четкий.
Клара Андреевна дочитала Надино письмо и осталась тихо сидеть на стуле. Потом встала, чтобы немедленно как-то исправить все это, изменить, устроить. Но как? Ведь в письме ясно сказано: «Больше обо мне не услышите». Ехать в Вологду? А вдруг окажется, что Надя повесилась? Кто будет виноват? Уж не Клара ли Андреевна, потерявшая ее письмо? Нет, нет, уж лучше забыть, ничего не устраивать, не исправлять.
— Этот Клешнев! — бормотала она и, не выпуская письма из рук, тихо, как убийца, пошла в столовую. Она долго искала поднос, нашла, поставила на него подсвечник со свечой, взяла с буфета спички и зажгла свечу. Потом стала рыться в карманах кофты, ища пенсне. Пенсне не было.
— Этот Клешнев! — бормотала Клара Андреевна. Ей казалось, что Клешнев виноват решительно во всем.
Она шагнула к буфету, и что-то хрустнуло под ее ногой. Это было пенсне, упавшее, когда она искала поднос. Клара Андреевна заплакала. Без пенсне, щуря глаза, она поднесла Надино письмо к огню. Письмо вспыхнуло.
Клара Андреевна выпустила горящую бумажку только тогда, когда огонь обжег ей пальцы. Она задула свечу и осталась бессмысленно сидеть перед подносом.