— А если я смогу принести тебе одежду, в которой он переместился, это может помочь? — спрашивает он.
— Это лучше, чем ничего! — восклицает Моррисон. — Если там что-то есть, я это обнаружу, вы же знаете, я лучший в вашем отделе, если вообще не во всем мире! — горячо восклицает Моррисон, и Брайан едва сдерживается, чтобы не закатить глаза.
— Придурки приедут завтра, я узнавал, — продолжает Моррисон. — И кстати… — голос его понижается на пару тонов, что тоже заставляет Брайана насторожиться. — Вот если бы вы смогли отрезать у него хоть один прекрасный локон его белокурых волос… — заискивающе говорит научник.
У него очень плохо получается просить, просто отвратительно. И выглядеть милым он тоже не может. Брайан раздражается, и в то же время ему смешно.
— Как ты себе это представляешь? — фыркает он. — Что я ему скажу?
— А кто у нас тут самый хитрый и могущественный после меня?! — тоже начинает раздражаться Моррисон. — Просто подойдите и отрежьте их!
— Я так не могу! — еще больше злится Брайан. — Так не делается!
— Тогда плюньте ему в голову жвачкой! Хотите, я плюну?
— Нет…
— Я просто пройду мимо него в толпе прямо по улице и плюну ему в голову жвачкой! — заводится Моррисон.
— Нет! — повышает голос Брайан.
— Это же проще простого! Это всего лишь клок волос, я же не прошу принести мне его кишки на блюдечке!!! Хотя, учитывая его безумное перемещение, это всё, что мы могли бы иметь от него сейчас, при очень и очень сильном невезении… Для него, в первую очередь, конечно, мне-то все равно, я могу и с кишками работать!
— Моррисон, заткнись! Не надо никаких кишок! — уже орет Брайан. — Я принесу одежду. Насчет волос подумаю! А теперь, если у тебя всё, то оставь меня!
— Я-то оставлю и может быть навсегда, если не успею выяснить, что случилось, до того, как меня отстранят! Вы хоть понимаете, где вы работаете?!
— Моррисон… — Брайан понимает, где он работает, а так же понимает, как опасна его работа, так как перемещение во времени это невероятное открытие и невероятная власть, и если об этом узнают не те люди, это может плохо кончиться для их организации и для него самого. Моррисон уже не раз говорил ему об этом и даже разработал какую-то “формулу безопасности против захвата власти”, хотя Брайан так и не понял, как она работает, и работает ли вообще. Вот прямо сейчас ему было совершенно не до этого.
— Мне надо выяснить всё как можно быстрее, поэтому будет вообще отлично, если его одежда и волосы окажутся у меня уже сегодня! И чем быстрее, тем лучше!
Брайан, с одной стороны, понимает, что Моррисон прав, а с другой - все еще раздражен, поэтому не спешит успокоить научника.
— Как только я освобожусь, я поеду за его одеждой, — говорит он холодно, всем видом показывая, что не собирается подниматься с кресла, чтобы сломя голову бежать и выполнять просьбу-требование-приказ этого наглого зазнавшегося ученого.
— Вы хоть понимаете, что вы теряете, если меня отстранят?! — Моррисон весь красный от негодования, его всегда выводит из себя пренебрежение Брайана к собственной персоне.
— Я разработал все, что мы сейчас имеем, и только я смогу разобраться в этом пиздеце, который случился с вашим “объектом”! — вопит Мик, видя, что Брайан не собирается отвечать.
— С Роджером, с моим другом, — поправляет Брайан, ему не нравится, что Моррисон называет его друга “объектом”.
— Да без разницы! — восклицает Моррисон и суетливо собирает бумаги со стола. — В общем, как хотите, но если одежды и волос у меня не будет сегодня к вечеру, я увольняюсь!
После того, как дверь за ученым захлопывается с такой силой, что волосы Брайана взлетают от ветра, тот облегченно вздыхает и закрывает лицо руками. Общение с Моррисоном жутко выматывает его каждый раз слишком сильно. Однако тот прав, дело принимает плохой оборот, и Брайан пока не знает, как оградить молодого Роджера от всего того дерьма, которое может на него свалиться.
В тишине кабинета ноутбук тихо тренькает, и женский голос сообщает, что наблюдаемый объект обнаружен. Брайан включает погасший экран и проматывает запись с камеры дрона. Пока он спорил с Моррисоном, птичка засекла возвращение Роджера и Бена домой. Они вышли с парковки, о чем-то болтая и смеясь, с пакетами в руках, и сердце Брайана как-то болезненно сжалось. Ему бы очень хотелось сейчас быть на месте Бена и прикасаться к прошлому каждый день, видеть эти молодые яркие глаза, слышать смех, которого он не слышал уже давно. Роджер из настоящего уже давно так не смеется - открыто и счастливо, задирая голову вверх, так, что белые длинные волосы разлетаются на ветру.
Когда был тот последний раз, когда Роджер так смеялся? Когда был последний раз, когда он смеялся вместе с ним? Что случилось, что они так сильно отдалились друг от друга, забыли всё, что связывало их раньше? Разве смерть Фредди не должна была сплотить их? Брайан не знает ответы на эти вопросы, знает только, что после смерти Фредди они как сломанный механизм - скрипят, но все еще ходят, и тут уже не до всего остального.
Он выключает камеру, когда двое входят в подъезд, и чувствует глухое раздражение. Бен ему нравится, всегда нравился, но почему-то не тогда, когда тот рядом с молодым Роджером. Не тогда, когда эти двое выглядят как счастливая семейная парочка. И уж точно не тогда, когда Бен смотрит на Роджера влюбленными глазами.
***
Всё, что он видит, обрушивается на него несвязным потоком бредовой информации, он смотрит на то, как разворачиваются события в фильме, на то, что должно случиться с Фредди и не верит, потому что его Фред совсем не такой. Роджер до боли сжимает кулаки и смотрит, как его близкий друг убивает себя и превращается в кого-то, кого Роджер никогда не хотел бы узнать. Роджер понятия не имеет, насколько всё, что показывают там - правда, но одно он понимает точно: Фредди был чертовски одинок, имея вокруг себя тысячи людей, не нашлось ни одного, кто действительно был рядом, того, кто смог бы уберечь. Роджер ненавидит себя так сильно, что готов волком на луну выть. Как могло такое произойти, что он был где угодно, но только не там, где нужно. Что с ними случилось? Что случилось с ним?
Роджер хотел бы казаться мужественным и сильным, но слёзы не спрашивают, чего он хочет, они просто непроизвольно скользят по щекам, и вовсе не из-за трогательности фильма, скорее, от реальности, которая опять накрывает Роджера с головой. А реальность жестока, и принять факт того, что его милый, застенчивый Фредди мог превратиться в наркомана, готового лечь чуть ли не под каждого встречного, невозможно.
— Он ведь даже травку не курил, что за хрень вообще? — неожиданно даже для самого себя срывается на крик Роджер.
Он, словно смертельно больной, впадает в первую стадию принятия неизбежного, он не хочет верить в то, что это правда. Кто угодно, - Роджер быстрей сам бы снаркоманился и скопытился от какой-нибудь венерической болячки, ведь это куда более вероятно, - но точно не Фредди. Ведь Фредди… Боже, он смешно морщит нос и ругается, стоит Роджеру закурить в комнате, и он точно не был тем, кем его показали в этом грёбаном фильме.
— Кто вообще эту хрень снимал? Брайан видел это? Как он мог допустить? — кричит Роджер, чувствуя подступающее желание разбить к херам этот здоровенный телек. — Как я мог?
Впрочем, от себя самого он уже ничего хорошего не ждёт. Не после того, что он увидел там. Он хочет хорошенько вмазать самому себе за всё, через что Фредди пришлось пройти по его вине. Он ненавидит себя так сильно, как, казалось бы, не ненавидел ещё никого.
— Это ведь всё не правда. Так просто быть не могло, я не верю! — тараторит Роджер, нервно наворачивая по комнате круги.
Собственно, именно такой реакции Бен и боялся. Ждал, конечно же, но всё равно надеялся этого избежать. Он правда хотел уберечь Роджера от всего этого, дать сохранить ему в памяти образ Фредди чистым и не заляпанным всем этим дерьмом, которое полилось на него после. Но мир, увы, не фабрика по исполнению желаний, и приходится мириться с тем, что есть. Бен знал, что Роджеру будет больно, так же как знает, что эта боль - далеко не последняя в его жизни.