Брайан до побелевших костяшек сжимает руль, когда видит, что Роджер находится в районе Бридж-роуд. Догадаться, где тот был, не составляет труда, собственно, как и о причине его убитого состояния. Вот только какого хрена Бен оставил его там одного, Брайану не понятно.
Мэй уже успел забыть, когда последний раз до появление Роджера в этом времени его настолько бросало на эмоциональных “русских горках” вверх-вниз. Брайан злится, переживает, буквально с ума сходит, и всё это в один момент. Он абсолютно забыл, как это - чувствовать так много, что кажется, будто невозможно вместить всё это внутри себя. Он так хотел изменить прошлое, что даже на секунду не задумался, какую кашу в итоге может заварить.
Комментарий к What are you afraid of?
Спасибо всем за терпение.
========== Young Love ==========
Брайан толком не разбирает дороги. Яркие рекламные вывески, свет в окнах и блики от фар смешиваются перед глазами какой-то сюрреалистической палитрой в сознание, он не знает, от чего его так херовит, но скорости не сбавляет, явно зарабатывая себе парочку штрафов.
Такое уже было, кажется, в начале семидесятых, точно уже не скажешь. Роджер посрался с Фредди, конечно же, с битой посудой и парой прядей волос, выдранных с чужой головы, обматерил молчаливо наблюдающего за всем этим Дики, который ещё не успел привыкнуть к строптивому нраву этих двух королев, и напоследок послал самого Брайана в дальнее пешее, - хотя он, к слову сказать, был на его стороне, - а после ушёл, гордо вскинув белобрысую голову.
Брайан злился так, как он умеет, кажется, это был первый раз, когда он заявил, что уходит из группы, которая, к слову сказать, только-только начала свой путь к большой сцене. Он слушал, как Фредди клянёт белокурого мерзавца последними словами, и даже не помешал ему с садистским удовольствием порезать любимые штаны Роджера на лоскутки. Брайан правда злился, пока в комнате не зазвонил телефон и Фредди, демонстративно поджав губы, протянул ему трубку, заставляя все внутренности Брайана болезненно сжаться комом.
Голос у Роджера был таким убитым, казалось, будто сотни котят сдохли у него внутри, и просьба забрать его заставила мигом забыть о злости и мчать непонятно куда по ночному городу в поисках этой чёртовой истерички.
Брайан помнит, как Роджер шмыгал разбитым носом и как на таком до боли красивом лице расцветал огромный лиловый синяк. Роджер дрался часто, но в тот раз ему досталось основательно и Брайан знал, что это случилось, потому что тот был совсем один. Может быть, как раз после того раза дружеская забота переросла в болезненную гиперопеку, которая не утихла по сей день.
Роджер из настоящего больше не нуждается в Брайане так сильно, но Роджер из шестьдесят девятого пока что был его Роджером: истеричным, не умеющим держать себя в руках, трогательным в моменты искренности, и главное - нуждающимся в нём.
Может быть, поэтому Брайан чувствует себя так странно взволнованным.
Путь до Бридж-роуд не близкий, но Мэй добирается не больше чем за двадцать минут. В других обстоятельствах он бы лично отчитал себя за такое безрассудное поведение, но не сейчас, когда где-то там Роджер совсем один.
Когда Брайан находит Роджера на одной из скамеек в небольшом парке, дождь становится сильней. Роджер, слава Богу, цел и невредим, разве что промок и дрожит. Вот только беспокойство не покидает от слова “совсем”, Роджер цел физически, но Брайан за столько лет научился читать его глубже, на уровне эмоциональном, и то, что Роджер не в порядке, очевидно как белый день. Он даже не сразу замечает, что уже не один, пока Брайан не окликает его.
— Роджер.
Брайану едва удаётся разглядеть взгляд голубых глаз из-под длинной чёлки, упавшей на лицо. Он вообще ничего не успевает понять, только чувствует чужое тело, впечатавшееся в его до того крепко, что не разорвать, и тонкие руки, сомкнувшиеся за спиной.
— Как хорошо, что ты здесь, — Роджер не знает, говорит ли он конкретно об этом моменте или об этом времени в общем.
Ему просто хорошо и спокойно, потому что только Брайан даёт ему ощущение дома, который он потерял.
От Роджера пахнет сигаретами и дождём, он весь промок и дрожит, но всё равно такой тёплый, словно летний вечер где-нибудь в Италии. Роджер не обнимал так Брайана, кажется, вечность, но Брайан всё ещё помнит, как сердце в груди сжималось до размеров атома, а потом взрывалось как звезда, сингулярностью затягивая в себя всё его существо, и мурашки бежали по спине, чего уж там, бегут до сих пор.
— Прости меня, Бри. Прости, пожалуйста, — бормочет Роджер куда-то ему в шею, пытаясь спрятать взгляд.
Роджер не плачет на людях, Роджер сильный, он борец по жизни и быть слабым для него сродни публичной казни.
— За что ты извиняешься? — спрашивает Мэй, обнимая крепче, пытаясь спрятать от дождя.
— Я кино посмотрел, Бри, — шепчет Роджер, — и я был так зол на тебя, охренительно зол, что вмазал бы тебе, вот честное слово. Но потом я узнал правду, о тебе, о твоей жизни в целом, и я такой мудак, Бри, я так перед тобой виноват.
Есть моменты, о которых Брайан не любит вспоминать, и именно девяносто первый он может поистине назвать худшим годом в своей жизни, откровенно говоря, после девяносто первого лучше не стало и жизнь словно в один момент свернула куда-то не туда. Он потерял не только Фредди, отца, жену и группу, он потерял Дики, который просто не смог продолжать, но хуже всего - он потерял Роджера. Не в том самом ужасном смысле, но всё же. Они отдалились. Брайан не хотел жить, мечтал заснуть и не проснуться, он так нуждался в Роджере, тот был ему жизненно необходим, но Роджер был где угодно, но только не рядом, и Брайан едва не сошёл с ума, пока научился мириться и с этим. Поэтому Мэй прекрасно понимает, о чём тот сейчас говорит.
— Я давно простил, Роджи, — горько усмехаясь, говорит он, — да и к тому же, тебе не за что просить прощение, лично ты ничего не сделал.
— Пока не сделал, просто ещё не успел, — упрямо отзывается Тейлор.
Брайан мягко улыбается, пропуская сквозь пальцы мокрые, спутанные пряди белокурых волос.
— Не вини себя в том, чего ещё не произошло. Ты это ты, а Роджер, которого ты узнал, это другой человек, как бы абсурдно это не звучало. Только тебе выбирать, как строить эту жизнь, и кто знает, как она сложится.
И именно от этих слов Роджеру становится хоть немного легче. Брайан всегда знал, как его поддержать.
— Мне было так страшно, когда я проснулся в этом месте, мне казалось, что я сошёл с ума и я не знаю, что бы я делал, если бы узнал, что тебя тоже больше нет, — у Роджера всё леденеет внутри от этой мысли.
— Но я ведь есть, — улыбается Брайан, наконец-то получая в ответ робкую улыбку, когда Роджер поднимает голову с его плеча.
Глаза у Роджера - бескрайний океан, глубокий, полный своих тайн и загадок, Брайан знает, одной жизни мало, чтобы полностью его разгадать, может быть, и двух бы не хватило. Они стоят посреди парка, под дождём, мокрые и с глупыми улыбками на лицах, с одной стороны, всё как в дешёвой мелодраме, но с другой - на новостной сюжет тянет, ведь всё совсем не так мило. Старик, зажимающий молодого парня в парке - то ещё представление, и Брайан искренне рад, что дождь разогнал с улицы почти всех прохожих.
— Поехали отсюда, ты замёрз, — говорит Брайан, получая в ответ кивок головой.
— Пиздец как замёрз.
Брайан фыркает и смеётся, подталкивая Роджера к машине. Только сейчас он замечает, что и сам продрог до костей. Объятий Роджера не хватает, словно он снова стал зависимым от этой неловкой близости, но Брайан старается думать о другом, ведь чувствует - Роджера гложет что-то ещё, и об этом он упрямо молчит.
Первым делом Брайан включает печку, прогревая салон. Он не уверен, что это поможет в полной мере согреться, ведь Роджер, кажется, вымок до нитки и всё ещё дрожит.
— Взять тебе кофе? — спрашивает Брайан, когда в поле зрения попадает Старбакс.
— Угу, — невнятно тянет Роджер, растирая друг о друга замёрзшие руки, — с ликёром.
Брайан снова выходит под дождь, но на этот раз берёт с собой зонт, хотя толку от этого вообще-то немного, он уже промок. Телефон в кармане снова начинает звонить, но Мэй продолжает его игнорировать. Всё, о чём он может думать - это Роджер, и эти мысли до того навязчивы, что Брайан невольно думает, что вернулся в прошлое. В то время, когда мысли о Роджере занимали чуть ли не девяносто девять процентов всего мыслительного процесса.