Роджер выходит из жаркой ванной комнаты, вдыхая полной грудью запах свежезаваренного кофе, пропитавшего за это время всю небольшую квартиру. Желудок напоминает о себе тягучим поскуливанием, кажется, он сегодня и не ел толком, а потому даже вазочка с печеньками и конфетами вызывает чуть ли не восторг.
— А есть что выпить? — спрашивает Роджер, набивая рот шоколадными конфетами.
Тейлор сейчас словно ангел во плоти, в этой огромной ему одежде, мокрыми волосами, румянцем на щеках, уплетающий конфеты. Немало людей обманулись этой ангельской внешностью, обмануться ведь и правда легко, ведь за этой внешностью очень надежно скрывается взбалмошный, склочный характер и тонны ругательств, так часто срывающихся с этого прекрасного рта, тем не менее в моменты искренности Роджер и правда трогательный и нежный, в какой-то степени ребёнок, и Брайан знает это как никто другой. Однажды ему уже посчастливилось разделить с Роджером жизнь, и если честно, он даже не надеялся увидеть его снова таким молодым и настоящим - тем самым Роджером, которого Брайан так трепетно хранит в своих воспоминаниях.
— Только пиво, — отвечает Мэй, он теперь толком не пьёт, возраст уже не тот, а гостей в эту квартиру он не приглашает, так что и алкоголь держать не для кого.
— Сгодится, — фыркает Роджер и парой больших глотков выпивает свой кофе.
Роджер знает, что алкоголем делу не поможешь, но ему хочется выключить мысли, почувствовать себя свободным. Пиво, конечно, не лучший вариант, но всё равно расслабляет.
Брайан сомневается, но всё же берёт бутылку и для себя, хуже, в любом случае, уже не будет. Раньше он правда думал, что многих его хороших друзей или знакомых погубил алкоголь, но со временем он понял, что дело вовсе не в нём. Их образ жизни не предполагает долголетие и иногда он думает, можно ли назвать себя счастливчиком, ведь многих уже давно нет: Леннона, Бонема, Боуи…
Когда не стало Дэвида, Брайан много думал, как закончится всё для него и как вообще назвать то, что происходит с ним сейчас, это жизнь или существование?
Престарелый, доживающий свой век рок-музыкант. Его не убил чокнутый фанат, он не захлебнулся собственной блевотиной и не сдох от передоза, он не пустил себе эпично пулю в висок и не нажрался снотворного, чтобы уснуть навсегда, хотя хотелось, иногда чертовски сильно. Брайан так держится за эту жизнь, но всё это время он не понимал, зачем, ровно до того момента, пока на его пороге не появился Роджер, - не тот Роджер, которого можно назвать разве что бледной тенью себя самого, а настоящий Роджер, с огнём в глазах и упрямством, которого хватило бы на стадо ослов. И всё вокруг вдруг заиграло красками и приобрело цвет. Брайан вдруг ощутил реальность происходящего, осознал, что хотя бы в одной из вариантов Вселенных его жизнь сложится иначе, и не только его.
Конечно, он бы хотел изменить именно эту ветку событий, но история не терпит сослагательных наклонений, и он это хорошо уяснил. Ему семьдесят два и он, конечно же, не глупый, понимает, что по большей части все самое интересное в его жизни уже прошло, дальше только одна дорога, и Брайану иногда даже любопытно, как это произойдёт.
Он не хочет угасать как Дэвид, ведь он ещё помнит, каким молодым он был, полным жизни и с горящими глазами, даже когда возраст перевалил за отметку среднего. Мик как-то сказал, что навсегда запомнит Дэвида молодым, Брайану тоже хотелось бы. Но больше этого ему хочется самому остаться молодым в памяти людей, ведь стариком он себя совсем не чувствует, особенно теперь, когда Роджер на расстоянии вытянутой руки.
— Я поговорить хотел, — нарушая затянувшуюся тишину, говорит Роджер.
Видимо, разговор будет непростой, Брайан чувствует, как Роджер весь подбирается, как перед прыжком в холодную воду.
— Я был у Роджера, — чуть погодя добавляет он, и Брайан еле удерживается от того, чтобы не сказать “Я знаю”.
Не зря ведь Тейлор целый день донимает его бесконечными звонками. Если уж этим двоим выпало поговорить, то явно разговором дело не обошлось.
— Стоит ли спрашивать, зачем?
Роджер горько усмехается и трёт пальцами покрасневшие глаза.
— Мне нужно было знать. Скажи, Бри, что между нами произошло?
Вопрос застаёт врасплох. Ситуация выходит патовая, ведь столько лет именно это Мэй хотел спросить у самого Тейлора. Что между ними произошло? Почему они так отдалились друг от друга? Почему после смерти Фредди вместо поддержки он получил в ответ лишь холодное молчание? Вопросов у Брайана много, но он никогда не думал, что эти самые вопросы задавать будут именно ему.
— Не знаю, Роджер, наверное, мы повзрослели, у каждого появилась своя жизнь, — отвечает Брайан, за все эти годы он пришёл к тому, что это, пожалуй, больше всего похоже на правду.
В конце концов, люди не каждый день теряют всех своих друзей почти что разом. Брайана не готовила к такому жизнь.
— Так себе оправдание, кажется, ты и сам в это не веришь, — фыркает Роджер, явно не удовлетворённый ответом.
— А что я могу тебе сказать, Роджи, — наверное, чересчур эмоционально бросает Мэй, — я не знаю, что произошло, не я выбирал этот формат общения. Просто однажды Джон ушёл из группы и оборвал все связи, просто сделал вид, будто нас и не существовало никогда, а Роджер… Он просто отдалился, мы будто чужими стали в один момент, как будто кроме музыки нас и не связывало ничего в этой жизни. Возможно, ему просто было тяжело видеть меня, как немое напоминание о том, что мы потеряли.
— Да ему похуй было, срать он на всё хотел, вот где правда, — как обычно, вскипая с пол-оборота, кричит Роджер.
— Не говори так, Роджер, ты ведь не знаешь. Queen была нашей жизнью, мы вложили туда всё, что было в нас, и даже больше. Ты поймёшь это, но позже, — Брайана самого тошнит от этого назидательного тона, но он никогда не верил в то, что Роджеру было всё равно.
Многие обвиняют Тейлора в бесчувственности, люди как будто конкурс устроили, пытаясь разглядеть, кто же скорбит больше, и это не просто злит, а выводит из себя. Иногда, когда Брайан доходит до точки, ему хочется закричать: «Оставьте нас в покое, это наше горе и только нам с ним жить!». Но люди не понимают, им подавай шоу, фальшивые слёзы и слова сожаления на камеру. Правда ведь в том, что никто из них никогда бы не заметил, как в девяносто первом в один момент взгляд Роджера просто потух. Вот и вся правда. И не нужно биться головой о стены в истеричных припадках, как это делала Йоко в своё время, ведь всё это фальшивка, правда… она лежит глубже, не на поверхности. Роджер закрылся, да, отстранился от всех чувств, но глаза его всё ещё пусты, ровно такие же, как и были в тот день в девяносто первом.
— У меня ведь ближе тебя никого нет и мне охренеть как больно осознавать, что это прошло. Я не хочу в это верить, — голос у Роджера хриплый, с надрывом, а в голубых глазах снова застыли невыплаканные слёзы.
Брайану больно, его на части рвёт, потому что Роджер не должен был окунуться во всё это дерьмо так рано.
— Это не прошло, Роджер. Пойми главное, мы ведь семья и, несмотря ни на что, ей и останемся. Ты всё ещё важнее всех, всё как в шестидесятых, ты и я против целого мира, — Брайан крепко сжимает чужую ладонь.
Руки у Роджера почему-то всё ещё холодные и едва заметно дрожат. Роджер жмурится, тяжело вздыхает и на одном дыхании выдаёт:
— Я поцеловал Бена.
До Брайана смысл доходит не сразу. Роджер так резко меняет тему, что осознать сказанное выходит не с первого раза, а когда выходит, в голове начинается настоящий бардак. Страх, неуместная ревность и осознание собственной ошибки накрывают снежной лавиной.
— И зачем? — спрашивает Мэй, не узнавая собственного голоса.
Роджер жмёт плечами.
— Я не знаю. Мне просто захотелось.