Значит, так это происходит. Снимок является только приложением к такому методу вызывания мертвых, их оживления с помощью миниатюрных электромагнитных волн. Главную же роль играют волны, возбужденные у тех, кого хочется видеть. Меня это несколько взволновало. "До какой степени они живы?" - подумал я. Ведь мне стоило больших трудов избавиться от присутствия Роберта. Да, это важный вопрос.
Остаток ночи я занимался проверкой аппаратуры, сличая детали конструкции с предварительными расчетами. С ними все было в порядке. Тогда я взял коробку с фотографиями, начал рассматривать одну за другой. Проклятый вопрос не давал мне покоя: в какой мере нужны они для моего эксперимента? И в этот момент вдруг до меня дошло, каким образом я потерял Эльжбету, но - вот дивно! - эту потерю я не связывал в мыслях с Робертом.
Я понял, что терял ее дважды. Первый раз, когда она при моей помощи познакомилась с Робертом и совершенно ошалела. И второй раз - уже после его смерти. Точно. После аварии.
Моя память, так я думал сейчас, укрывала часть правды даже от меня самого. Мне никак не удавалось повторно вызвать ощущения, которые я испытывал тогда, на крутом вираже, в ту снежную ночь. Ведь мы оба знали там, на той трассе, каждый изгиб, каждое дерево, каждую шероховатость покрытия. Как можно было так ошибиться?
- Так ли уж это важно, - повторял я сам себе, - кто из нас ошибся? Мы оба смертельно устали, это идиотское выталкивание машины, когда она соскользнула с трассы к самой пропасти, нас окончательно доконало.
А все-таки главным для меня был вопрос, кто же из нас ошибся?! И действительно ли это была только ошибка, не крылась ли за ней мысль, что лишь два слова, простые и глупые два слова могут круто изменить жизнь? Ах, я совсем не знал Эльжбету.
Ралли продолжалось, мне неизвестно, кто из участников первым вызвал "скорую". Они летели мимо один за другим, а я в шоке сидел внутри машины, втиснутый в мертвое тело Роберта, а мысли роились и путались в моей голове. Сколько это продолжалось? Потом мне рассказывали, что нашли меня притиснутым обломками металла, не способным даже шелохнуться, не то чтобы изменить позицию, в которой я застыл в момент аварии. Не помню, как меня освободили от железного плена, как спасали, когда забрали тело Роберта, одно твердо знал тогда, что он мертв. Да, это знал точно. С Эльжбетой мы встретились только в больнице.
Она навестила меня с группой друзей. Это случилось уже после похорон Роберта. Не знаю, почему меня так долго держали в больнице, - никаких серьезных увечий не обнаружилось. Говорят, я был в шоковом состоянии. Возможно, поскольку о том времени помню только те фрагменты, дней и ночей, когда мне давали лекарства и подключали капельницу. Неохотно припоминаю также, что какие-то глупости спрашивал у сестер. Что именно, не знаю, да и не важно, вообще, это пришло в голову только сейчас, когда вспомнил приход друзей и Эльжбеты.
Она старалась держаться от меня подальше. Начала ставить цветы в вазочки, за которыми, впрочем, сама и ходила. Старательно изучала историю болезни, висящую на койке, потом пошла поговорить с врачами.
- Бедная Эльжбета, - сказал я тогда.
Мои друзья успели уже рассказать мне о всех деталях аварии, описали также и похороны Роберта, умолкая в те минуты, когда появлялась Эльжбета.
Она так и не приблизилась к моей койке, смотрела на меня, будто я перестал существовать вместе с Робертом. С той разницей, что его смерть была для нее струной необыкновенной чувствительности, а моя струна просто лопнувшей. В том, что Роберт погиб, а я остался жить, Эльжбета видела свое величайшее и полное поражение, обвал чувств, справедливости, возможностей, рождаемых жизнью.
Я, впрочем, подозревал и потерю веры, возможно, ко всем, но больше всего ко мне. Я чувствовал, что она не верит ни одному моему слову, все, что я ей говорю, оборачивается против меня, является в ее глазах обманом и подлостью.
А может, это только мои фантазии? Может быть, потеря любимого человека привела ее просто-напросто в состояние отчаяния?
Мне захотелось еще раз переговорить с Робертом, снова расспросить его о деталях катастрофы. Он должен их лучше моего помнить. Я отдавал себе отчет, что вызываю его на своего рода допрос и что не имею на это ни малейшего права. Особенно я не имею на это права.
Но фотография уже была вставлена, аппарат включен, раздалось его мерное тиканье. На фотографии мы были втроем, снимок был сделан в самом начале ралли, и я хорошо помню обращенные тогда ко мне слова Эльжбеты, в которых были и укор, и претензия, и, возможно, предчувствие.
- И чего тебе далось это ралли, - говорила она. - Так уперся, я бы предпочла видеть штурманом в машине Роберта Кожыньского. Они вместе чаще стартовали.
- Это для меня отдохновение.
- Брось ты, - вмешался Роберт, - люблю с ним ездить, он дьявольски аккуратен. Быстрее и точнее Кожыньского. Ну, - добавил он, встретив ее вопросительный взгляд, - он просто быстрее выдает программу, чем кто-либо другой. А это важно.
Изображение на фотографии исчезло. Роберт оказался на поручне моего кресла.
- Замучил ты меня, старик, - начал он, - ведь знаешь уже все. Ничего нового я тебе сообщить не могу.
- Давай прокрутим каждую деталь по порядку, - ответил я ему, - надо все проверить.
- Что еще проверять? Говорил же тебе, что это была моя ошибка, скорее всего именно моя ошибка. И хватит об этом. Заладил одно...
- Знаю, - выпалил я со злостью, - думаешь об Эльжбете, но я тоже о ней думаю.
Я не услышал, как она вошла, почувствовал только чей-то взгляд, и в тот же момент Роберт сорвался со своего места. Они долго обнимались, так долго, что я уже хотел выключить аппаратуру, вывести из строя этот проклятый механизм.
- Пришла сюда только для того, чтобы ты, наконец, сказал всю правду в его присутствии, - показала она на меня. Голос ее был очень спокойный, сдержанный. - Только ради этого я решила прийти на это чудовищное испытание. Роберт, скажи нам, как было на самом деле.
- Ты имеешь в виду эту катастрофу?
- Да. Кто из вас допустил ошибку?
- Откровенно говоря, думаю, что это он.
Я придвинулся к нему вплотную, как бы готовясь к удару. Эльжбета встала между нами.
- Но ведь, - вырвался у меня крик, - ты только что говорил, и уже второй раз, ты говорил мне, что это была твоя вина! Твоя ошибка!
- Неправда, - спокойно ответил он, - ничего подобного я не говорил. Напротив, всегда считал и считаю, что это была твоя ошибка.
- Ты думаешь, случайная? - напирала Эльжбета.
- А ты как думаешь?
- Меня с вами не было. Не знаю...
- Он был слишком аккуратным и точным, чтобы допустить подобную ошибку.
Мы стояли все рядом, соприкасаясь телами. Эльжбета резко отскочила к аппарату и стала его разбивать. Роберт исчез. Вновь высветилась цветная фотография нас троих. Эльжбета выхватила ее, разорвала на мелкие кусочки и выбежала из лаборатории. Я пробовал было ее догнать, споткнулся и упал, разбив лоб. На время даже потерял сознание. Придя в себя, выскочил на улицу, там никого не было.
У меня было огромное желание снова материализовать Роберта и просить подтвердить то, что он сказал при Эльжбете, но мне не хватило духу.
Только на следующий вечер, вынув другую фотографию, вставил ее в заново смонтированный экран. Это был мой с Робертом снимок, сделанный во время ралли, проходившего за три года перед последним. Тогда я тоже был у него штурманом. Он еще не был знаком с Эльжбетой, да и я только начал с нею встречаться.
Долго, очень долго пришлось ждать материализации Роберта.
- Старик, кончай с этим. Ничего путного не добьешься.
- Должен добиться.
- Я ведь тебе уже все сказал.
- Ну, и... чья была вина?
- Моя.
- Уверен?
- Абсолютно.
- Так уже абсолютно?
- Почти.
- Остаются какие-то маленькие "но"?
- Может, и так. Не помню. А ты помнишь все детали?
- Тоже не помню. Но почему ты врал при Эльжбете?
- Как это? Ничего подобного!