— Какой прелестный малыш! — невольно обронил наблюдавший за мальчиком купец-еврей Ашер бен Соломон, только что вышедший из прецептории, внеся положенную за проживание в ее владениях арендную плату.
Сестра София, полная, несколько мужеподобная особа, явно скучавшая в четырех приютских стенах, тотчас догадалась, о ком толкует этот некрещеный, и с готовностью подхватила:
— Это же наш Мартин! Среди армянских и греческих подкидышей мальчонка и в самом деле выглядит сущим ангелом! Что тут скажешь: сразу видна благородная кровь.
— Значит, он не отпрыск безвестных родителей? — заинтересовался Ашер бен Соломон.
Сестра София, бросив взгляд на окна прецептории и убедившись, что оттуда за ними никто не наблюдает, позволила себе поболтать с этим сутулым длиннобородым иудеем, чтобы хоть отчасти развеять одолевавшую ее скуку.
— Хоть ты, Ашер, и грешишь ростовщичеством, все же отвечу: Мартина не подбросили под ворота приюта Святого Иоанна, как никчемного котенка, от которого хотят избавиться. Дитя вверил нашему попечению достойный человек, варанг[4] из тех, что служат при дворе императора… Однако ныне его здесь больше нет, — поправила она себя, сурово поджав тонкие губы.
Ашер бен Соломон смотрел на нее с кроткой улыбкой, ожидая продолжения, и она взялась пояснять:
— Отец Мартина носил имя Хокон Гаутсон, а жена его прозывалась Элина Белая Лебедь. Она и в самом деле была словно дивная птица — иначе и не скажешь. Это в нее пошел Мартин — светловолосый да ясноглазый.
— Какие все же странные имена у этих северных дикарей, — рассеянно произнес купец, не сводя с малыша пристального взгляда.
— Твоя правда, иудей, — закивала сестра София. — Диво, что с такими-то именами они все же почитают Иисуса Христа и Деву Марию. Но это так, иначе мы и не согласились бы приютить у себя их чадо. Тебе следует знать, Ашер, что шведы и датчане, направляющиеся в Святую землю, иной раз остаются здесь, в Константинополе, ибо хлеба императора ромеев[5] много щедрее скудных северных достатков. Так вышло и с родителями Мартина. Варанг Хокон Гаутсон стал служить при дворе, но со временем получил повеление снова отправиться в свои края и доставить сюда для службы своих сородичей, сколько бы из них ни изъявили согласие. В то время госпожа Элина была на сносях. Где же ему было оставить супругу, если не здесь? Не с ромейскими же схизматиками, не признающими власти наместника святого Петра!
Монахиня демонстративно осенила себя крестным знамением на латинский манер — всей ладонью и слева направо.
— Выходит, госпожа Элина произвела на свет сына под кровом вашего госпиталя, — задумчиво произнес Ашер бен Соломон. — И, надо полагать, умерла в родах, если ее дитя по сей день пребывает в приюте.
На круглом, со следами перенесенной оспы лице сестры Софии появилось удивленное выражение.
— Истинно говорят, что вашему брату только слово скажи, а об остальном он и сам догадается…
Она уже собралась было уйти, но купец удержал ее за полу плаща.
— Не гневайтесь на неразумного еврея, госпожа! Я всего лишь позволил себе подумать, что родители не оставили бы своего ребенка в приюте, пусть даже он и принадлежит столь почитаемому ордену, сотворившему столько добра, что одно небо знает ему истинную меру.
Похвала ордену Святого Иоанна, хоть и из уст иноверца, несколько смягчила монахиню, и она нехотя подтвердила, что Элина, прозванная Белой Лебедью, действительно скончалась от родильной горячки.
— Мы же, сестры, нарекли младенца Мартином, ибо он родился как раз одиннадцатого ноября, в день, когда церковь вспоминает святого Мартина Турского. Случилось это не далее как четыре года назад.
— Четыре года назад… — эхом повторил Ашер бен Соломон. — Преклоняюсь перед вашей великолепной памятью, госпожа София. Поистине орден имеет в вашем лице неоценимую помощницу. — Он почтительно склонился, приложив обе руки к ниспадающей на грудь курчавой бороде.
Сестра София с важностью заметила:
— Да уж, жаловаться на память мне не приходится. И я не забыла о том, что, покидая землю ромеев, Хокон Гаутсон внес в прецепторию немалый вклад, дабы его супруга и долгожданный отпрыск ни в чем не нуждались. Да только с тех пор, как он отбыл, больше не было о нем никаких вестей. Недаром отец прецептор говорит, что если бы благородный Хокон отправился на корабле вокруг Европы, это было бы много безопаснее. Однако он избрал путь через земли Руси, где кипят смуты и войны[6] и даже испытанному воину сгинуть так же легко, как угодившей в рыбацкие сети кефали из залива Золотой Рог. И мы уже потеряли всякую надежду, что сей достойный муж вернется за сыном. Что же до Мартина… Долг милосердия велит нам заботиться о нем. Когда же он подрастет, орден решит, как с ним поступить.
4
Варанги — так называли скандинавских викингов, нанимавшихся на военную службу в Византии (отсюда русское «варяги»).
5
Название «Византия» появилось в трудах западных историков уже после падения Восточной Римской империи. Сами византийцы называли себя римлянами — по-гречески «ромеями», а свою державу — Римской («Ромейской») империей.
6
В XII в. на Руси происходили частые междоусобные войны, разрушившие систему торговых путей «из варяг в греки».