— Нет.
— Она будет счастлива?
— Разозлится, наверное.
Вот почему я не сказал ей, что у меня было намеренье сделать это. Я хотел сказать ей постфактум.
Видите ли, пока мы устраивались, пока ей было достаточно комфортно, чтобы ослабить свою бдительность рядом со мной, чтобы больше говорить со мной о самых уродливых моментах ее детства, моментах беспомощного гнева, когда она заботилась о своей матери, минимумах, которых она достигла, употребляя наркотики, она все еще не чувствовала себя в достаточной безопасности со мной.
Достаточно безопасно, чтобы раскачать лодку.
Она постоянно боялась, что если она это сделает, то может упасть — или быть выброшенной за борт.
Так что она никогда не сопротивлялась. Даже когда я знал, что она чем-то недовольна, она закусывала губу и соглашалась с этим. С некоторыми вещами, такими как встречи, я был рад, что она не придавала этому большого значения, потому что я знал, что они ей нужны. Но что касается других вещей, справедливых между нами двумя, нормальных вещей? Я хотел, чтобы она чувствовала себя в достаточной безопасности, чтобы, блядь, закатить истерику, если захочет, разглагольствовать, бесноваться и ворчать на меня, пока мои чертовы яйца не съежатся.
Потому что это был признак того, что у нас все хорошо, мы на твердой почве — могли сражаться, не подрывая наших устоев.
Мы и близко не подошли к этому моменту, потому что она упорно отказывалась сопротивляться.
Но у меня было предчувствие, что это станет последней каплей, когда я сделаю что-то из-за нее и ее чувств. Потому что у нее было какое-то ошибочное представление о том, что я буду обижаться на нее за то, что я сделал выбор.
Что было нелепо.
Я планировал рассказать ей это.
И, надеюсь, все закончится тем, что она будет кричать, ходить взад-вперед и швыряться дерьмом.
После этого все закончится грубым, диким, потрясающе хорошим примирительным сексом.
Бетани
— Я не просила тебя делать это! — это был не совсем крик, но он был чертовски близок к этому.
Мы были на кухне в здании клуба, в нескольких метрах от Эдисона, Пагана, Рива и Сайруса. Почему он решил сообщить мне эту информацию в публичном месте, было совершенно за пределами моего понимания.
Он отказывался от боёв? Из-за меня?
Хм.
Черт возьми, нет.
— Тебе не нужно было просить, милая. Я знаю, тебе не нравится там находиться.
— Это неправда, я…
— Тебе нравится все что угодно, кроме как видеть меня на этом ринге.
Он не ошибся.
Казалось, не имело значения, как сильно я пыталась настроиться, как я пыталась сдержать свой желудок, как я пыталась напомнить себе, что это была работа, я никогда не могла чувствовать себя нормально, наблюдая, как ему причиняют боль.
Может быть, он привык к этому.
Но я знала, что никогда не привыкну.
Это все еще не было достаточно веской причиной для того, чтобы он уволился.
Когда-нибудь, может быть, не скоро, может быть, через много лет, когда он все равно будет слишком стар, чтобы драться, он возненавидит меня за это. Он подумает, что я украла что-то уникальное из его жизни, что я пыталась изменить его.
Я не собиралась тратить следующее десятилетие на ожидание того, что это его решение взорвется у меня перед носом.
— Все уже сделано, — пожал он плечами, подходя к холодильнику и беря два имбирных эля. Я больше не нуждалась в них, чтобы успокоить свой желудок, но теперь это было скорее утешением. Для него это было то же самое, даже спустя столько лет.
— Тогда позвони Уорду и отмени это! — мой голос определенно становился выше моего обычного тона разговора.
Я всегда придерживалась этой осторожной линии.
Как правило, мне не нравилось спорить.
И мысль о споре с Лазарусом заставила меня, откровенно говоря, почувствовать, что меня вот-вот вырвет.
— Нет.
Нет?
Никаких разговоров, никаких дискуссий, просто нет?
— Я почти уверена, что мы должны обсуждать подобные решения, — сказала я, мой голос стал еще выше.
— Не-а.
На это он действительно отвернулся от меня и пожал плечами.
Как будто обсуждать это было нелепой идеей.
Я не была уверена, что заставило меня сделать это. Но в одну секунду он уже уходил от меня к дверному проему. В следующую секунду моя рука сомкнулась на пустой кофейной чашке и швырнула ее ему вслед.
— Я хочу поговорить об этом!
В этот раз это был настоящий вопль.
— Мы можем говорить об этом сколько угодно, — сказал он, и странная улыбка тронула его губы, совершенно неуместная в данной ситуации. — После того, как ты затащишь свою хорошенькую попку в ту постель и позволишь мне вытрахать из тебя это тон.