Час спустя, с онемевшими от холода руками, я перепрыгнул через небольшую стену в переулке сбоку от бара Чаза, пытаясь срезать путь обратно в лагерь, чтобы выпить чашку чего-нибудь горячего и принять горячий душ, чтобы хоть немного прийти в себя.
Я был на полпути по переулку, прежде чем увидел это.
Её.
Я увидел её.
Это не было какой-то милой встречей.
Это не была какая-то хреновая любовь с первого взгляда.
Это было знакомое, ледяное ощущение страха, наполняющее мои вены, когда мой желудок резко упал.
Это было страшно.
Это было не из сказок.
Это было понятно, что у девушки, лежащей лицом вниз на грязном цементе и корчащейся всем телом, был передоз.
Это были мои старые демоны, смотревшие мне в лицо.
Это был я, впервые увидевший все со стороны.
И это было уродливо.
Это было так уродливо, что почти все во мне кричало, чтобы я шел — бежал — оставил ее там.
Почти все.
Другая часть меня знала, что она умрет раньше, чем кто-то другой найдет ее.
И эта часть меня вывела меня из ступора и заставила бежать по переулку, упасть на колени и потянуться к ней, перевернуть ее на бок, вдыхая запах выпивки. Поворот ее тела сделал видимой ее руку — оранжевая бутылочка с рецептом, лежащая у нее на ладони, без крышки.
Я потянулся за ней и увидел Перкоцет почувствовав, как мои внутренности снова скрутило.
— Черт, — прорычал я, грубо схватив ее за лицо, чтобы разжать ей рот, а затем засунул пальцы внутрь, пока у нее не сжалось горло и она не начала кашлять.
Как только я это услышал, я дернул ее вверх, так что она сидела в основном у меня на коленях, но наклонилась вперед, когда ее начало рвать в переулке.
— Хорошо, — сказал я, стараясь говорить спокойным тоном, несмотря на бурлящий прилив чувств ко всей этой ситуации. — Все в порядке. Ты должна вытошнить это, — сказал я ей, когда ее рыдания перемешались с ее вздохами.
— Нет! — закричала она, когда я снова схватил ее за лицо и засунул пальцы внутрь.
И не было времени нянчиться с ней.
Я никак не мог оправдать то, что потратил целую минуту, чтобы объяснить, что того, что ее вырвало, было недостаточно. Ей нужно было что бы ее желудок был пустой, и даже тогда это могло быть плохо.
Она задыхалась еще до того, как смогла сделать еще один вдох, еще один поток рвоты ударил в землю.
— Хорошо, — сказал я более спокойным голосом, более удовлетворенный, когда, как это ни было отвратительно, я посмотрел на рвоту и понял, что большинство таблеток еще даже не растворилось. — Давай, — добавил я, обнимая ее за талию и прижимая к себе, когда поднялся на ноги. — Мы должны отвезти тебя в больницу, — добавил я, увлекая ее за собой по переулку.
Ее ноги уперлись, и все ее тело напряглось. — Нет, — сказала она, почти яростно качая головой. — Нет, — добавила она снова, более истерично.
— Милая, ты только что проглотила…
— Не в больницу. Куда угодно, только не в больницу, — добавила она, и я тяжело выдохнул.
Куда угодно, только не в больницу.
Прямо сейчас.
Это означало только одно место.
— Хорошо, поехали, — сказал я, наполовину таща, наполовину неся ее на улицу, где у бара Чаза ждали два такси, зная, что какой-нибудь идиот будет слишком пьян, чтобы сесть за руль. Я открыл заднюю дверь, втолкнул девушку внутрь и назвал свой адрес.
Еще до того, как мы отъехали от тротуара, она была почти без сознания рядом со мной, заставляя мои мышцы напрячься, беспокоясь, что не отвезти ее в больницу, даже против ее воли, было не правильным решением.
Но прежде чем я успел передумать, мы подъехали к моему зданию, и она дышала нормально, а ее пульс был немного медленным, но ровным. Поэтому я заплатил водителю и вышел, потянувшись внутрь, чтобы схватить ее и прижать к своей груди, чтобы отнести в дом.
— Подружка немного перебрала, да? — сказал водитель, пытаясь, я полагаю, сделать все это действие немного менее неловким.
Слишком неловким.
Он понятия не имел.
— Да. Спасибо, чувак. Осторожней за рулем, — сказал я, пинком закрыв дверь и обходя здание с задней стороны.
Я усадил ее на ногу, отпирая дверь, и почти вздохнул с облегчением, когда не почувствовал запаха дыма в холле. Как бы мне ни нравился Барни, это был не тот вечер, когда я хотел отвечать на вопросы.
Я поднял ее по лестнице и отнес в свою квартиру, прямо в ванную, опустив в нее. Я потянулся за ее бумажником, который был обмотан вокруг ее запястья, и выбросил его в другую комнату, потом достал ее мобильный телефон из кармана и сделал то же самое.
Затем я потянулся к крану и включил воду — холодную.
Пока я не был уверен, что она в безопасности, я хотел, чтобы она проснулась. Если это означало, что она будет злиться на меня из-за ледяной воды, то так тому и быть. По крайней мере, она была жива.
— Что за…— взвизгнула она, подпрыгивая, когда вода начала пропитывать ее джинсы и футболку с длинными рукавами.
Ее голова повернулась, и ее глаза нашли мое лицо.
И это был первый ясный взгляд, который я действительно получил от нее.
Она была слишком чертовски хорошенькой, чтобы получить передоз где-нибудь в чертовом переулке.
Держа ее в объятиях, я понял, что она худая — на самом деле, слишком худая. Что не было чем-то необычным для наркомана. А вот лицо, черт возьми. Она была хрупкой, ее лицо было фарфоровым, и на ее переносице виднелась небольшая, очень сдержанная россыпь веснушек. Ее глаза были темными и обрамленными тонной ресниц, черных, в тон ее бровям и волосам, которые она стригла коротко, они едва доходили до подбородка. А на подбородке, чертовски милой, была ямочка, придававшая ей привлекательный вид, несмотря на дерьмовую ситуацию.
— Что ты со мной делаешь? — спросила она, слегка дрожа губами, но не сделала ни малейшего движения, чтобы сесть или вылезти из-под воды.
— Пытаюсь убедиться, что ты не умрешь, — честно ответил я, наклонившись над ванной и потянувшись к ее запястью. Она даже не попыталась отстраниться, когда я прижал пальцы, чтобы нащупать ее пульс — он стал немного сильнее. — Сколько Перкоцета было в этом пузырьке?
Она ответила не сразу, и мои глаза скользнули к ней, обнаружив, что она пристально смотрит на меня, ее глаза были печальными. Она пожала плечами. — Может быть десять? — предположила она вполголоса, явно неуверенно.
В ее рвоте было по меньшей мере восемь нерастворенных таблеток. Так что, если бы в ее организме было только две, мой желудок мог бы успокоиться. С ней все будет в порядке.
— А выпивка?
Затем она смущенно отвела взгляд. — Я перестала считать после пятой.
И бармен тоже бы ее тогда остановил. У Чаза, в то время как это был обычный повседневный бар, были строгие правила относительно того, сколько они подавали. Особенно женщинам, которые были одиноки и под кайфом.
Я кивнул, снова встал и направился к шкафчику с бельем, схватил зубную щетку, жидкость для полоскания рта и запасное полотенце и сложила их на шкафчик у раковины.
Я вернулся в свою комнату, достал футболку и бросил туда же.
— Когда-нибудь раньше был передоз? — спросил я, прислонившись спиной к дверному косяку, когда она потянулась, чтобы выключить воду, все ее тело сильно дрожало от холода.
— Нет.
Дерьмо.
У меня был передоз по крайней мере четыре раза, прежде чем я очистился. Я проходил разные этапы, когда мне нужна была помощь извне или, когда я мог просто проблеваться, поспать и двигаться дальше. У нее не было. И я не был врачом.
— Я думаю все будет хорошо, так что, если хочешь принять душ, почистить зубы, а затем вернуться, с тобой все должно быть в порядке. Я останусь рядом на случай, если ты упадешь в обморок или что-то в этом роде, — сказал я, отступая от дверного проема и закрывая дверь.
Зная, как дерьмово она себя чувствовала, я знал, что ей нужна поддержка, чтобы прийти в себя. Откровенно говоря, мне тоже нужна была поддержка.
Я прошел на кухню, заварил себе крепкий кофе и сел за маленький столик на двоих, сделав свой первый настоящий вдох за двадцать минут.
Блядь.
Я тяжело выдохнул и сделал еще один вдох, прежде чем позволил всему этому утонуть.
И когда я услышал, как выключился душ, как она полоскала рот и плевала, как со скрипом открылась дверь в ванную, мне стало совершенно ясно одно.
Я не собирался позволять ей получить передоз в следующий раз.
Я не собирался позволять ей думать о том, чтобы съесть чертову пулю.
Это было мое дело?
Нет.
Может быть, это была самая разумная реакция?
Опять же, нет.
Но так оно и было.
С той ночи в поезде я начал верить в знамения. Я начал понимать, что в жизни бывает очень мало случайностей, очень мало совпадений.
Динамик поезда высадил меня на побережье Навесинк. Где я познакомился с Россом Уордом, который помог мне с квартирой и работой. Через Росса я узнал об организациях в городе, поэтому, когда я увидел, как парни врываются в спортзал, частично принадлежащий Приспешникам, я знал, к кому обратиться, чтобы рассказать. И, встретившись с ними, рассказав им, они привели меня в свое лоно и дали мне семью, без которой я был много лет.
И то, что я был с ними, означало, что мой маршрут в ту ночь привел меня к тому переулку, который привел меня к ней.
Это не было случайностью.
Это был знак.
И я собирался прислушаться к этому.
Когда я больше не слышал ни звука после того, как открылась дверь, я встал со стула и направился в спальню, обнаружив ее лежащей поперек кровати, и с раздвинутыми ногами, как будто она присела всего на секунду и в итоге отключилась.
Я подошел к краю кровати, не сводя с нее глаз, ее футболка была задрана высоко на бедре, схватил ее за ноги и потянул их на кровать, укрыв ее одеялами и снова проверив ее пульс.
Найдя его и ее дыхание нормальным, я направился в ванную, чтобы схватить ее промокшую одежду и положить ее в корзину для белья.
Именно в этот момент мой взгляд упал на бумажник, который она носила на запястье.