Голд не мог: телефонного кабеля в стоявшей на отшибе лавке не было, и никакая магия не вольна над информационными технологиями, так что пришлось ехать на почту и принимать факс там. Аппарат исторг из себя целый рулон всевозможных копий, и Голд не дотерпел до лавки и принялся изучать полученные бумаги прямо в машине. С каждой новой строчкой недоумение его росло: Хэмиш Макбет действительно оказался сиротой, по крайней мере в социальном смысле. О его родных родителях ничего в документах умалчивалось, а приёмные даже не озаботились тем, чтобы оформить опекунство. Голд читал характеристику Хэмиша из школы, в которой неведомая ему директриса называла Макбета талантливым и дисциплинированным, но крайне педзапущенным ребёнком. Похвалы Голд опускал — эта характеристика по сути представляла собой рекомендательное письмо для перевода в военную школу, и чего в ней было больше — действительной заботы о мальчике или желания избавится от неудобного подростка — спустя годы разобраться довольно сложно. Куда больше интереса вызывала медкарта, а так же то, что первые четырнадцать лет жизни Хэмиша были в ней совершенно не освещены. Впрочем, это же касалось и информации социальных служб. До этого Хэмиша Макбета будто бы не существовало. Он появился из неоткуда, не в силах назвать ни собственное имя, ни даже возраст — его в выписанной задним числом метрике поставили на глаз. Пацан шёл по городу босиком и был одет в одну лишь ночную рубашку. Он утверждал, что ничего не помнит, и диагноз «ретроградная амнезия» позволял заполнить графу в медицинской карте, но ничего не объяснял. Однако, эта история открывала глаза на другое.
Вот почему магия крови сработала!.. Хэмиш не был его внуком или правнуком. Он был его сыном. И не Хэмишем, а Бейлфаером. Только если так — то почему он потерял память? И потерял ли? Что, если это было ложью? Притворством? Вдруг Бей узнал своего отца сразу, но предпочёл ничего не менять, не признавать его своим, не вести задушевных разговоров, не обвинять в предательстве (а Голд ждал этих обвинений), а удовольствоваться чуть настороженными отношениями хороших знакомых. Быть рядом, но не подпускать близко.
Но сам-то! Как он мог не узнать сына? Не узнал его тёмные глаза, брови, сходящиеся на переносице, когда он что-то не понимал, манеру откидывать назад голову, ставшую чуть более нервной, и кажущуюся совсем не уместной в коротко остриженном констебле. Голд свернул бумаги в трубку и сунул в бардачок машины. Он должен поговорить с ним. Немедленно! Выяснить, не помнит Бейлфаер своего детства или просто не хочет вспоминать? Голд вышел из машины и направился в участок. Там констебля не оказалось. В паб пошёл, сообщил Лахи-младший, обрабатывавший близлежащие кусты какими-то химикатами.
Голд был почти рад отсрочке… По дороге — занявшей минут пятнадцать самым медленным шагом — он обдумывал, что скажет Хэмишу… Нет, всё-таки Бею… «Я узнал правду?», «Прости меня?» А если Бей действительно ничего не помнит? Как огорошить его словами: «Я твой отец»?..
Голд дошёл до места, только дорогу оставалось перейти. Ленд ровер Хэмиша был припаркован на обочине, а Джок гулял в одиночестве, дожидаясь, когда хозяин выйдет из «Отеля».
— Мистер Голд! — помахал ему через дорогу возившийся с мусорными баками Джимми. — Кольца просто класс! Я всё помню, и через две недели…
Голд даже не сразу сообразил, о чём Джимми ведёт речь, а поняв, только рукой махнул. Джимми, тем временем придумал ещё один предлог отлынить от работы и засвистал Джоку.
Пёсик радостно задвигал хвостиком и направился к парню. Мистер Голд скептически пожал плечами и хотел уже пересечь улицу, как увидел несущийся на полной скорости автомобиль. И что самое неприятное, Джок стоял посреди проезжей части, а тормозить водитель — протокольного вида седовласый мужчина — явно не собирался.
— Джок! — заорал Джимми, но пёсик не реагировал.
— Сюда, сюда, — попытался подозвать вестика сам мистер Голд и этим, кажется, ещё больше сбил собаку с толку.
Автомобиль приближался, и Голд, повинуясь скорее полуосознанному порыву, чем разуму, кинулся к Джоку. В два широких шага он настиг пёсика и отбросил его на обочину. От этих маневров трость выпала у Голда из рук, и он наклонился, чтобы поднять её. Он ожидал услышать визг тормозов или шорох шин рядом: если присутствием собаки безбашенный водитель мог пренебречь, то сбить человека и угодить в тюрьму за непреднамеренное убийство, желающих находилось мало. И Голд даже удивился, когда почувствовал резкий толчок в бок, отшвырнувший его далеко вперёд.
========== Ещё не конец ==========
Посреди дороги стояла толпа народа.
— Как он ехал, как бешенный! — раздавался голос юного Джимми. — Я просто песика подозвал, а Джок застрял на середине дороги, ни туда, ни сюда. Я ничего не мог поделать.
Хэмиш почувствовал, как сердце тревожно сжалось. Неужели что-то случилось с его любимцем?
— Что тут произошло? — проговорил он самым своим официальным тоном, и — о счастье! — между ног столпившихся людей показалась белая мордочка Джока. Здорового и невредимого. Песик недоумённо посмотрел на хозяина: «Чего он так сердится?» — завертел хвостиком, и снова скрылся в людской гуще.
— Что тут у вас? — спросил Хэмиш уже спокойнее, и люди расступились.
Посреди дороги в причудливой, изломанной позе лежал мистер Голд, а малыш Джок сидел рядом с распростёртым по земле телом.
Джимми в который раз начал свой сбивчивый рассказ:
— Тут машина ехала, двое мужчин в ней сидели. Один седой, с длинными волосами, другой помоложе. Ну, они ещё далеко были, я Джока подозвал, а он встал посреди дороги и никуда не идёт. — Джимми виновато развёл руками. — У того мужика было полно времени, чтобы затормозить! А у Джока, чтобы убежать! Не знаю, с чего мистер Голд кинулся его собой загораживать. Может быть, всё бы ещё обошлось.
— «Может быть — мо-жет быть», — передразнил Лахи-старший. — Лучше бы номер машины запомнил.
— Надо доктора Брауна позвать, — заключил Лахи-младший.
— Ой горе-то какое! Как же такое произошло! - запричитала подоспевшая только что Агнес. - Что ж вы тут столпились, хоть бы в Отель к нам его перенесли, у нас почти все номера свободные. Что ж так и будет человек посреди улицы лежать?
- Так и будет, - возразил Лаки-младший. - В кино всегда говорят не трогать тело до приезда полиции и врачей.
- Так то тело, - Агнесс опустилась на корточки рядом с Голдом, - а он дышит ещё вроде. Хоть под голову ему что-то подложите. - Женщина сняла кардиган и свернув его валиком подсунула под голову пострадавшего. - Не по-людски это.
— Лахи на этот раз прав, — вынес свой Хэмиш. Он сделал короткий вдох пытаясь справится с нахлынувшими на него эмоциями. — На курсе первой помощи что-то такое говорили. Лахи, ты иди за доктором Брауном, - распорядился он, - Ти-Ви Джон — останешься здесь и проследишь, чтобы больше никто ни на кого не наехал, а ты, Джимми, пройди со мной. Будешь давать свидетельские показания.
Хэмиш вынул из кармана поводок и подозвал Джока. Пёсик и не думал откликнуться на зов, только плотнее прижался к распластанному на дороге мистеру Голду. Пришлось подходить к вестику самому, цеплять ремень к ошейнику и нести отчаянно сопротивлявшегося пёсика на руках.
— Не переживай, малыш! Всё с твоим другом будет хорошо, — увещевал Хэмиш. Во всяком случае ему самому очень хотелось в это верить. Но пока он должен был найти тех, кто сделал это.
***
Голова болела, тусклый свет проникавший через полуприкрытые веки больно резал глаза. «Когда я пил и с кем?» — попытался припомнить Голд и не смог. Мысли тяжело ворочались в голове. Он узнал… Да, Хэмиш, точно! Если сопоставить все факты, сомнений практически не остаётся! Он хотел сказать ему… Или уже сказал? А после напился с горя? Или решил перед этим принять немного для храбрости и увлёкся? Это становится уже какой-то дурной привычкой…