— Я заняла твоё место? — мгновенно всполошилась девушка. — Я мешаю?
— Нет-нет, сиди! — замахал руками Давид. — С чего ты решила, что это место моё?
— Я так подумала. Ты же пришёл сюда читать? — она указала на рукопись под мышкой.
— Да. А ты? Пишешь что-то?
Давид опустился рядом на траву. Тассит быстро перевернула лист, отложила альбом в сторону. Только потом ответила:
— Пытаюсь записывать ощущения и впечатления.
— Это стихи? О любви?
— Д…да.
— Посмотреть нельзя?
— Нельзя. Они слишком плохие. Я не умею правильно передавать айри словами. В Джасжарахо хранится много хороших стихов, лучше прочитай их.
— Ишбит дала мне эту книгу, — Ароян развернул на коленях старую рукопись. — Это хорошие стихи? Сага о девушке Тайриш.
— О Тайриш? Ишбит хочет, чтобы ты прочёл это?! Почему?
Тассит явственно вздрогнула, услышав имя героини. Нерешительно потянула листочки к себе, пробежала глазами по странице. Давид удивлённо переводил взгляд с рукописи на собеседницу.
— Что-то не так?
— Да, это она. Самая старая книга, какую я видела. Каждый рой пишет свои книги, но самые лучшие из них орайре переписывают для всего племени и дарят Первым Матерям в дни Кхи-охроэс. Эту принесла в Джасжарахо первая со-ртох тирча.
— Сколько же ей лет? — Давид недоверчиво потрогал желтоватые, гладкие на ощупь страницы.
— Точно не знаю. Может быть, шестнадцать хисов, или тридцать два. Или сорок восемь. Трудно измерить время, оно не оставляет следов.
В восьмеричной системе счисления кхиров хисом называли двухсотпятидесятишестилетний период, наибольший именованный временной промежуток. Ароян мгновенно перемножил. Даты получались абсолютно нереальные. Рукопись, которую он держал в руках, уже была очень старой, когда древнейшие цивилизации Земли лишь зарождались. «Время не оставляет следов»… Вряд ли кто-то из его соплеменников согласился бы с таким утверждением.
Тассит заметила недоверие на лице Давида, поняла его по-своему:
— Это бумага ртаари, она не такая, как ткань фэху. Не горит, не стареет. Лучшие книги пишут на ней. — Она помолчала. Затем добавила: — Книга о Тайриш — самая лучшая. И самая страшная! Мало кто из арт решались начать её, и только Ишбит дочитала до конца. Она ведь обязана, как Первая Мать.
— Что же в ней такого страшного? По первым страницам не скажешь, — новость Давида заинтриговала. Положим, в возрасте рукописи он сильно сомневался. Но в её ценности — нисколько.
— Ты ещё плохо знаешь наш мир и наш язык.
— А сама ты читала?
— Начинала… Я не успела прочесть до конца.
— Давай будем читать вместе. Заодно объяснишь вещи, которые я не понимаю.
Неожиданно Тассит смутилась.
— Читать такую книгу вдвоём? Это… будет не легко. Мне нужно подумать.
Фраза звучала более чем загадочно.
* * *
После обеда Давид обычно часик-другой валялся на мягком матрасе в спальне. Виталинский день был куда длиннее привычного, и неторопливое, вязкое время этого мира постепенно приучало к своему ритму. Но в этот раз сиесту прервали на середине.
— Дади, ты не спишь? К тебе можно?
Ароян огорошено уставился на маячащую за полупрозрачной занавесью тень. Спохватившись, натянул тунику.
— Заходи.
Тассит скользнула в комнату, осторожно присела в полуметре от него. Выпалила:
— Я согласна!
— На что? — не сообразил сразу Давид
— Согласна читать вместе историю Тайриш.
Давид облегчённо выдохнул, разгоняя стаю дурацких мыслей, заполнивших было голову.
— Отлично. У меня уже появились вопросы. Только схожу умоюсь, чтобы соображать лучше.
Читать вдвоём оказалось гораздо легче. Интересней и… безопасней. Тассит служила чем-то вроде заземления, принимая на себя эмоциональный поток, а Давид мог оставаться бесстрастным исследователем. И наблюдателем — очевидно, что фантазии героини повествования находят отклик у читательницы. Теперь Ароян понимал, чем были вызваны колебания Тассит. Вот только ничего страшного в повести он пока не находил.
* * *
Следующим утром с запада набежала тучка, пролилась коротким, но достаточно бурным дождём над ц’Аэром. Мокрая листва не располагала к лесным прогулкам, но у смотрителей нашлось занятие поинтереснее. Они разбирали сцену танца в небесном дворце. По мнению Давида, слишком туманную и невнятную.
— Подожди, я так и не понял! По каким признакам ртаари выбирают себе орайре? Тайриш была самой красивой девушкой Хестраго. Но как же Избранные других роёв? Они уступали ей в красоте? Об этом ничего не говорится.
— Дади, ты не понял! Красота роли не играет. Всё дело в арше.
— Арше? Я думал, вы все любите королев. Всех королев, разве не так?
— Так. Но цвет арше различен. У орайре он должен полностью совпадать с цветом её ртаари. Иначе резонанс не получится.
Давид обречённо покачал головой. Трудности перевода вновь заводили в тупик.
— Давай-ка сначала. Цвет, резонанс — о чём мы говорим? Насколько я понял, орайре не только служительницы во дворце, они вдобавок и наложницы?
— Нет, не так! Арше орайре это пища ртаари, источник их силы и жизни. Это самое высшее счастье…
— Угу. — Разговор начинал съезжать в махровую мистику, поэтому продолжать тему смысла не было. И так ясно, что королевы беспощадно эксплуатируют психику подчинённого народа. — У людей тоже имелось нечто подобное. Жрицы, монахи, «христовы невесты». Только наши боги были не столь телесны. И не столь строги. Они хотя бы оставляли свободу выбора.
— Разве ртаари мешают тебе выбирать? Каждый волен прокладывать путь жизни по своему усмотрению.
— Вот как? Разве, оставляя меня здесь, спрашивали моего желания?
Тассит опустила глаза. Тихо прошептала:
— Ты хотел бы уйти в Джасжарахо?
Ароян запнулся. Вопрос обезоруживал. Он и не думал, что можно о чём-то серьёзно спорить с шестнадцатилетней девчушкой. Вообще спорить не собирался, заранее убеждённый в собственной правоте. Теперь приходилось подыскивать весомые аргументы.
— Нет. Но лишиться Русаны я не хотел однозначно! И не хочу. Это чей выбор? Мой? Её? Или за нас всё решили? Хороша свобода…
Аргумент получился весомым, Тассит сразу же сникла.
Несколько минут они сидели молча. Затем девушка едва заметно дёрнула подбородком, соглашаясь.
— Ты прав, Дади. Я не понимаю, зачем Кхарит-Джуга вас разлучила. Мужчина и женщина не могут обходиться без д’айри. Оно укрепляет сорх так же, как оссе укрепляет шош. Без д’айри сорх увядает, становится хрупким и ломким, и нет больше желания продолжать свой путь… Кхарит-Джуга поймёт, что Дади не может делить айри с другими женщинами. Она соединит вас с Русит. Скорее всего, в следующий Кхи-охроэс. Тебе нужно потерпеть этот год. Или меньше. Вдруг ртаари отпустят Русит раньше? Тогда вы останетесь жить здесь вдвоём.
— А ты? Вернёшься в Джасжарахо?
— Н-нет… Зачем? Я уже ребёнком знала, что родилась эшхи, но не понимала, что это значит. Няни были со мной нежны как со всеми, и сверстники дружили как с любой а’арт. И когда перешла жить на второй ярус, ничего не изменилось. Вместе со всеми готовила орче, шила, раскрашивала одежду, помогала Ишбит смешивать краски, читала, училась писать стихи. Жила, как все арт. Почти как все. Я привыкла, что смешная, и когда мужчины смеялись, разглядывая меня, это не задевало. Но за весь год ни один из них не разделил со мной айри. Потом со-ртох привезла меня сюда и оставила смотрительницей. Тут-то Жуби всё мне и объяснил. Не думай, он не злой, он хорошо ко мне относился в Джасжарахо. Но в столице ему целый год пришлось страдать. Я рада, что Турха его вознаградила, он заслужил. Хранил себя, готовил к Лазоревому Дню. Ему бывало очень плохо, он стонал по ночам. Но ни разу…
Давид стукнул кулаком по матрасу.
— Да он издевался над тобой! Подожди, получается… у тебя не было мужчины?
— Не было и не будет. Не важно. Когда придёт Русит и станет смотрительницей, я смогу закончить тхе-шу. В долине полно болот, эшхи исчезнет, никто и не заметит.
Ароян крякнул с досады. Смерть Тассит в обмен на возвращение Руси — такая дилемма его не устраивала. Эксперименты ртаари выглядели всё более гнусными и жестокими, чтобы противостоять им, требовались хоть какие-то навыки психоанализа. Сейчас как раз небольшой сеанс не помешал бы — привести в чувство девчонку, страдающую от комплекса неполноценности. К сожалению, космонавигаторов такому не обучают.