Лион оживился:
– Для нас двоих он слишком велик… Столько комнат, мы могли бы обходиться куда меньшим количеством…
Молли, справившись со вторым куском пирога, подняла на Лиона вопрошающий взгляд.
– Скажите, а у вас никогда не было детей?
Лицо Лиона вмиг погрустнело.
– Были… У нас было две дочери… Барбара и Элен…
– И где же они?
Тяжело вздохнув, он произнес:
– Погибли…
– Как – обе?
Конечно же, подобный вопрос из уст человека взрослого можно было бы расценивать как минимум нетактичным, но ведь то взрослого…
– Обе, – ответил Лион, с трудом сдерживая в себе слезы.
Неожиданно Уолтер, оторвавшись от созерцания дымящегося чая, строго посмотрел на сестру.
– Молли!
И она, едва поймав его не по-детски суровый взгляд, тут же замолчала.
Джастина, потянувшись к блюду с пирогом, будто бы ничего и не случилось, спросила:
– Может быть, кто-то хочет еще?
– Я! – воскликнула Молли.
И вновь Уолтер строго посмотрел на нее, но только на этот раз ничего уже не сказал.
Джастина принялась накладывать пирог в тарелку своей новой дочери, но та, неожиданно замахав руками, тут же запротестовала:
– Нет, нет, спасибо, я уже не хочу…
– Но ведь ты только что хотела! – удивилась Джастина.
– Уже не хочу… Спасибо, миссис я сыта, я наелась, – произнесла Молли, не отрывая своих голубых глаз от блюда, стоявшего посередине стола.
– Может быть, ты стесняешься?
– Нет, нет…
Лион, посмотрев на ее брата, произнес:
– Уолтер, почему ты запрещаешь сестре есть столько, сколько ей хочется?
Уолтер молча отвернулся. Лион продолжал:
– Вы ведь, наверняка, не очень часто ели досыта в своем воспитательном доме? Нет, признайтесь честно…
Передернув плечами, Уолтер подал голос:
– Мы не жалуемся…
– Я вас об этом и не прошу…
– Ели столько, сколько нам полагалось, – с недетской серьезностью ответил мальчик.
– Но если вы действительно голодны, – продолжал Хартгейм, – если вам действительно хочется есть… Прошу вас, не отказывайте себе ни в чем…
– Нет, сэр, спасибо, нам больше не хочется, – поблагодарил Уолтер, поднимаясь из-за стола. – Большое спасибо…
Лион хотел было еще что-то сказать, но в самый последний момент почему-то передумал – видимо, он решил, что будет лучше, если этот разговор состоится хотя бы через несколько дней…
Да, детям просто надо привыкнуть к новой обстановке, к такой крутой перемене в их жизни…
Ведь это так естественно!
– Может быть, хотите еще чего-нибудь? – предложила Джастина.
– Нет, большое спасибо, с нас достаточно, – повторил Уолтер с подчеркнутой вежливостью, стоя у стола и неловко переминаясь с ноги на ногу.
Джастина, хозяйка сегодняшнего праздничного ужина, улыбнулась:
– Пожалуйста… Я очень рада, если моя стряпня понравилась вам…
Молли, в последний раз посмотрев на пирог, с явным неудовольствием встала со своего места и, сделав неуклюжий книксен, произнесла:
– Благодарю вас…
И вновь за столом возникла тягостная, очень неловкая пауза.
Сколько всего хотелось теперь сказать детям и Лиону, и Джастине!
Сколько за это время накопилось в них невысказанной любви, сколько нежности – и теперь, когда пришло время проявить эти качества, они оба растерялись…
Наконец, после длительной паузы, Джастина, поднявшись из-за стола, произнесла:
– Уже поздно… Давайте, я отведу вас наверх, в вашу комнату…
В ту ночь Лион Хартгейм, долго, слишком долго не мог заснуть.
Не могла заснуть и Джастина…
Вот уже целый час она лежала в кровати, широко открыв глаза, и смотрела, как из-за тяжелой портьеры медленно выползает мутная, но, тем не менее, очень яркая, какого-то неестественного цвета полная луна – такие люминисцентно-желтые луны бывают только здесь, в Англии…
Джастина повернулась на бок, почувствовав прикосновение руки мужа. Она увидела, что Лион не спит. Он ласково, но с потаенной грустью смотрел ей в лицо, положив свою горячую ладонь на ее спину. Спустя несколько минут он порывистым движением прижал ее к себе, и они некоторое время молча лежали и смотрели друг на друга, думая, наверное, об одном и том же… Наконец Лион спросил:
– Ну, что скажешь?
– Ты об Уолтере и Молли?
Лион, присев на кровати, подложил под спину подушку и потянулся к ночнику.
– Можно включить?
– Включи, – ответила Джастина, – я все равно не засну…
– Я тоже…
Лион щелкнул выключателем – спальню залил ровный зеленоватый свет торшера.
Джастина, приподнявшись на локте, посмотрела на часы, лежавшие на тумбочке.
– Боже, уже половина второго, – произнесла она, – а мне завтра утром на репетицию…
С завтрашнего дня в театральной студии возобновлялись занятия…
– …и меня опять будет мучить мигрень, – закончила она.
Лион вздохнул.
– Мигрень – не самое страшное, что может мучить человека, – произнес он. – В жизни есть вещи и пострашнее головной боли…
Кутаясь в одеяло, Джастина поднялась и задернула портьеру.
– Не могу больше смотреть на эту луну, – произнесла она таким тоном, будто бы в чем-то оправдывалась, – знаешь, я человек не суеверный, но всегда, когда смотрю на луну, испытываю какое-то непонятное чувство… Будто на меня что-то давит…
Лион промолчал – конечно же, он хотел поговорить с ней совсем о другом…
Наверняка, и Джастина хотела говорить с ним о том же, но не знала, с чего начать… Повернув светильник так, чтобы свет не бил в глаза, Лион спросил:
– Что ты думаешь обо всем этом?
– О детях?
– Да.
Джастина вздохнула.
– Знаешь что, я все время спрашиваю себя – смогу ли я полюбить их так же, как… – она осеклась, не решаясь сказать, как именно.
Тем не менее Лион понял, что она имеет в виду.
– Как Барбару и Элен?
Опустив голову Джастина призналась шепотом:
– Да, Лион…
Пристально посмотрев на жену, он спросил:
– У тебя что – какие-то сомнения на этот счет?
– Нет, я не об этом…
– Тогда – о чем же?
Немного помолчав, Джастина промолвила:
– Сегодня я наблюдала за ними за столом… И знаешь что – мне почему-то стало немного не по себе… Они какие-то дикие, они всего боятся… Особенно мальчик, Уолтер, – добавила она, вспомнив, как тот одернул Молли, когда девочке захотелось еще пирога.
– Я думаю, что это временно, полагаю, это скоро пройдет…
– Правда?
Стараясь вложить в свои интонации как можно больше спокойной уверенности, Лион сказал:
– Конечно! Ведь они впервые попали в наш дом… Для них все ново, все так непривычно. Не каждый взрослый может выдержать такую резкую перемену в жизни – чего же требовать от детей? Немного подумав, Джастина согласилась.
– Знаешь, наверное, ты прав… Только…
– Что – только?
Она вновь замолчала, и, сосредоточенно посмотрев на лежавшие перед ней часы, перевернулась на другой бок.
Лион, выдержав небольшую паузу, несмело спросил:
– Что – только?
– Понимаешь, – сказала Джастина, тщательно подбирая каждое слово, – понимаешь, ведь это, по сути, уже взрослые, сложившиеся люди…
– Да, – согласился с ней муж, – четырнадцать лет – это не четыре года…
– И у них – особенно у Уолтера, наверняка есть свои понятия о том, что такое отец, каким он должен быть… Какие-нибудь детские воспоминания… А ведь они, как ты наверняка знаешь – самые сильные…
– Конечно. И к чему ты об этом говоришь мне?
Джастина продолжала:
– У мальчика, во всяком случае, уже сложилось свое понимание жизни…
– Не сомневаюсь, – ответил Лион, вспомнив свой разговор с мистером Яблонски.
– Нам трудно будет сделать так, чтобы они воспринимали нас не просто как людей, в доме которых они очутились в силу определенных, неподвластных им обстоятельств, а как отца и мать…
– Но ведь мы будем все для этого делать – не правда ли?