Антония молчала.
– А что у меня за работа – временная или постоянная – какая разница?
– Нет, разница все-таки есть, – возразила та, – или ты уверен, что и завтра будешь иметь возможность обеспечить их куском хлеба…
Патрик мягко перебил ее:
– Но они имеют не только хлеб, но и масло…
– Или, – продолжала старая дева, будто бы не расслышав слов собеседника, – над твоей головой постоянно будет висеть дамоклов меч вопроса: а что, если завтра это кончится?
– Ты ведь знаешь: ничто не вечно под луной, – возразил Патрик, – и что сегодня никто не может быть уверенным в завтрашнем дне. Даже ты.
– Ну, обо мне не надо говорить, – вспыхнула Антония, – я ведь приехала к тебе не для этого.
– А для чего?
– Проведать детей.
Патрик улыбнулся – за все время визитов в его дом Антония изъявляла желание повидаться с племянником и племянницей всего несколько раз, и то после того, как они попадались ей на глаза где-нибудь в прихожей или во дворе.
До крайности скупая по натуре, сестра покойной жены ни разу не привезла им гостинцев – несмотря на то, что Патрик периодически делал ей на этот счет более чем призрачные намеки.
Конечно – дети были нужны ей для совершенно иных целей.
– Дети в порядке, – произнес О'Хара, – и когда они придут из школы, часа через два, ты сама сможешь в этом убедиться.
Антония поняла, что разговор заходит в не желательное для нее русло, и потому перевела его в прежнее русло.
– Меня очень беспокоит то, что твои заработки непостоянны, – сказала она.
– А меня – нет, – ответил Патрик и даже сам испугался того, насколько независимо прозвучала его реплика.
– Любой, кто занят на временной работе, ни сегодня-завтра может оказаться на улице.
– А разве тот, кто работает постоянно – нет? – возразил Патрик.
Склонив голову набок, Антония неожиданно поинтересовалась:
– Кстати, никак не могу понять, чем ты занимаешься в последнее время?
– Прирабатываю немного на сносе старых домов, – ответил О'Хара и опустил глаза, потому что ему было очень неприятно от собственного вранья – даже несмотря на то, что врать приходилось такому несимпатичному человеку, как эта женщина.
Та презрительно ухмыльнулась.
– И что ты там делаешь?
– Разнорабочий, – ответил уклончиво он.
– А, понимаю, – протянула Антония, – это вы, наверное, разбираете ветхие строения неподалеку от центра, да?
Он кивнул.
– Совершенно верно.
– И правильно, – ответила Антония, – давно пора избавить наш город от этой рухляди.
– Почему?
– А я как-то по телевизору слышала, что с крыш этих домов стреляют террористы.
Если бы Антония отличалась наблюдательностью, то наверняка бы заметила, что при последних ее словах Патрик заметно побледнел.
– Террористы? – хрипло переспросил он. – Террористы?
– Да, какие-то снайперы из этого проклятого ИРА. Подумать только, – засокрушалась Антония, – и не живется же людям спокойно. Делать им больше нечего, черт бы их побрал! Стреляют по мирным людям, сеют панику… Ужас просто!
Патрик неожиданно замолчал.
А что, если эта старая мымра уже знает, что одним из снайперов был он, Патрик?
Что, если весь этот разговор заведен ею только для отвода глаз?
Патрик прекрасно понимал, с кем имеет дело: ведь если бы Антония заполучила в свои руки такой замечательный козырь, она бы знала, как распорядиться им: она непременно начала бы шантажировать его, грозя, что если он откажет отдать ей детей, она донесет на него в полицию.
Внимательно посмотрев в глаза собеседницы, Патрик неопределенно изрек:
– Кому что нравится…
– Как это – «кому что нравится»! – возмутилась та, – если каким-то ненормальным нравится стрелять в людей… нет, вы только послушайте!
Лицо Антонии покрылось багровыми пятнами, отдышавшись, она начала отчитывать Патрика:
– Наверное, ты и детям своим внушаешь подобные мысли?
Патрик, с нескрываемой ненавистью взглянув на Антонию, тем не менее заговорил ровно и спокойно:
– Мои, – он сознательно сделал ударение на этом слове, словно стремясь подчеркнуть, что дети его и он никому не позволит вмешиваться в их воспитание, даже сестре покойной жены, – мои дети, – продолжил он, – Уолтер и Молли уже в том возрасте, когда сами могут составить представление о подобных вещах… И они не нуждаются ни в чьем внушении…
Антония весьма недружелюбно покосилась на него и произнесла:
– Ну, не скажи…
Она еще долго и нудно говорила, притом ее речь пестрела множеством жаргонных педагогических словечек (в свое время Антония некоторое время работала учительницей в муниципальной школе), и от всего этого у Патрика буквально скулы сводило от бешенства.
Но он, стараясь держать себя в руках, по выражению лица собеседницы все время пытался понять, что ей известно о его последнем приключении на крыше старого дома в центре Белфаста.
Нет, вряд ли она что-нибудь знает, вряд ли подозревает…
Ведь в таком случае она бы говорила с ним совершенно иначе – она бы сразу начала с грубого шантажа и угроз; кто-кто, Антония на такое вполне способна…
Нет, не знает…
Но на всякий случай Патрик решил проверить свои догадки.
– Да, так что эти террористы…
Та, осекшись на полуслове, удивленно посмотрела на собеседника.
– Какие такие террористы? Точно – не знает.
Слава Богу!
– Ну, те, что стреляли с крыши?
– А, снайперы…
– Ты ведь сама говорила…
Антония махнула рукой.
– Вот как? Я не помню… Знаю только, что об этом сообщали по телевизору, – бормотала Антония и недовольная тем, что ее перебили таким вот бесцеремонным образом, поджала губы.
Они поговорили еще несколько минут, пока Антонии, видимо, не надоело.
Тяжело поднявшись, она накинула плащ и направилась к выходу.
– Подумай над моими словами, Патрик, – сказала Антония на прощание.
Тот прищурился.
– Над какими именно?
– Над тем, что тебе надо подыскать какую-нибудь нормальную работу.
Когда дверь за Антонией закрылась, Патрик, улыбнувшись, поудобней устроился в кресле, включил телевизор и еще раз мысленно поблагодарил Бога за то, что он уберег его от возможного шантажа этой старой, никого не любящей и никем не любимой склочной женщины.
Прошел месяц.
И Патрик, и, по всей видимости, Стив, уже начали забывать о произошедшем.
О возвращении на белфастские крыши не могло быть и речи, но Патрику неожиданно повезло – он устроился на автомобильное кладбище, расположенное за городом – разбирать старые машины, сортировать еще пригодные детали и относить их на специальный склад.
Больших денег, конечно же, это не приносило – в отличие от ворованного цинка, но выбирать было не из чего, и Патрик был доволен и теми крохами, которые ему платили – тем более, что от совместных походов со Стивом у него остались кое-какие сбережения; на жизнь же его заработков на автомобильном кладбище хватало – и ему, и его детям.
Однажды, придя домой, он, по своему обыкновению устроился в кресле перед телевизором.
В этот самый момент раздался телефонный звонок – теперь звук телефона больше не пугал О'Хару, как несколько недель назад.
Он взял трубку.
– Алло…
С той стороны послышался приглушенный голос.
– Патрик О'Хара?
Говорил мужчина, по-английски, но с очень сильным ирландским акцентом, и голос его был совершенно незнаком Патрику.
Патрик насторожился.
– Да.
– Это говорит один ваш знакомый. Мистер Уистен О'Рурк.
О'Хара, перебрав в памяти всех своих знакомых и бывших коллег по работе, не мог найти сред них ни одного, кто носил бы такую фамилию.
– Простите, сэр…
– Уистен О'Рурк, – повторил неизвестный абонент.
– Но мы с вами не знакомы…
– Зато я знаю вас прекрасно, – последовал ответ.
– Но откуда?
– Долго объяснять…
От внезапного волнения трубка запрыгала в руке Патрика. Уистен О'Рурк? Кто это может быть?